Милорд
Шрифт:
— Твой эфедрон воняет миндалем сильнее «амаретто». Если придут с собаками — они унюхают и на потолке, и в фальшивой трубе.
— Смотри, — усмехнулся он.
Подошел к холодильнику, открыл морозилку и начал аккуратно складывать содержимое на пол. Потом взял с холодильника молоток и аккуратно ударил по наледи на задней стенке. Вытащил сверток из ледяного крошева, закрыл морозилку, открыл холодильник, провел кончиком пальца по резиновой прокладке на дверце. Аккуратно отогнул ее и вытащил еще один
— Так вот почему дверца через раз закрывается, — усмехнулась она. — Ты же знаешь, сколько лет тюрьмы у тебя в карманах?
— Если за мной придут — сожру это все и умру счастливым, — обнадежил ее Виктор. — Хочешь с тобой поделюсь?
Он остановился в коридоре и обернулся к Нике, скользнув равнодушным взглядом по ее лицу. А потом, улыбнувшись, притянул к себе, запустил пальцы в ее волосы. Постоял несколько секунд, пытаясь разглядеть хоть какие-то эмоции, а потом наклонился и поцеловал. Так он тоже старался не делать, но сегодня все пошло прахом, все планы, все устремления. Кружево лжи, которое он так старательно выплетал, оказалось изорвано пулеметной очередью, и теперь лишь его грязные края слабо колыхались на ветру.
Она не сопротивлялась, но и не отвечала на поцелуй, а ее губы оставались холодными и сухими. Словно он целовал труп.
Когда-то, тысячу жизней назад он думал о том же, целуя Ришу перед разлукой. Но она ожила в его объятиях.
Виктор знал, что может легко заставить Нику отвечать. Знал, что может сорвать с нее платье и разложить ее прямо здесь, на полу, и она тоже не станет сопротивляться.
Знал, что и тогда сможет заставить ее отвечать, и отвечать ему, а не Мартину.
Он знал это, потому что делал так не раз. И ни разу это не принесло ему ни счастья, ни покоя, только глухую злость.
Если бы она сопротивлялась, кричала, ненавидела его, боялась — он пил бы эту боль и был бы счастлив хотя бы в эти минуты. И ненавидел бы себя потом. Но ей было все равно — она даже не отводила взгляда. Поэтому он ненавидел ее в эти минуты и был благодарен ей потом. Впрочем, это не мешало ему себя ненавидеть.
— А можно мне прямо сейчас и умереть счастливой? — бесцветно спросила она, когда он отстранился.
— А как же твой Милорд?
— And if you cut yourself, you will think you're happy, — тихо пропела она.
— And if you save yourself, you will make him happy, — почти неслышно пробормотал он в ответ, опускаясь на колени перед розеткой.
Он вытащил вилку, отбросил провод — он вел в неработающий удлинитель в соседней комнате, в который была подключена неработающая лампа. Аккуратно снял лицевую панель.
Замер, а потом медленно поднял на Нику наливающиеся кровью глаза:
— Где?!
Она, не меняясь в лице, подняла руки:
— Мне откуда знать. Я этим не развлекаюсь. И мне бы в голову не пришло, что там тайник.
— Твою мать! Я достану этого ублюдка из его проклятой норы и заставлю смотреть,
Он обернулся к Нике, которая все еще не проявляла ни малейших признаков беспокойства:
— Куда он перепрятал сверток?
— Я не знаю, он ничего мне не сказал. Ты же знаешь, он умный и осторожный. Если действительно он перепрятал — мне бы в последнюю очередь сказал.
Ему хотелось взять ее за волосы и выбить ответы, или хотя бы стереть это отстраненное выражение с ее лица.
Но он знал, что она права. Ника даже не догадывалась, насколько — если бы где-то и существовал влюбленный в нее Милорд, который мог сделать глупость, было бы легче. Но был только Мартин, лисьи повадки которого Виктор слишком хорошо знал. Он не просто заметал хвостом следы — он их вовсе не оставлял.
— Твою мать!..
— Я знаю, где, — вдруг раздался за спиной Виктора голос, от которого у него дыбом встали волосы на затылке.
— Где? — прохрипел он, оборачиваясь.
Оксана стояла к нему почти вплотную и смотрела в сверху вниз. Виктор старался не смотреть на ее лицо, но к горлу неотвратимо подкатывала тошнота.
— Где?! — настойчивее повторил он, поднимаясь.
Она была невысокой, как Лера, но с легкой, болезненно-рыхлой полнотой. И цвет ее глаз похож на Лерин — такой же темный, словно крепкий чай, но глаза у нее были маленькими и глубоко посаженными. А ее волосы, от природы светлые, могли бы быть похожи на его собственные, но были слишком тонкими и жесткими. Широкий нос, бесформенные полные губы — Виктор часто пытался убеждать себя, что младшая сестра не похожа ни на кого из их семьи, но это было не так.
Конечно же, это не так.
Даже мудрый Мартин не успел этого разглядеть, да и не особо старался, занятый другим. Но Виктор заметил это в первую секунду своего появления в доме и не мог отделаться от этого морока. С лица Оксаны на него всегда смотрел их отец.
— Там, — она указала на дверь туалета.
Виктор рывком открыл дверь.
— Где?
— Там, под крышкой… нет, под другой…
Он снял крышку со сливного бачка и с трудом подавил желание расколотить ее об пол.
— Здесь ничего нет, — прошипел он. — Да и не стал бы… я прятать в таком очевидном месте.
— Там штучка плавает серая, — угрюмо ответила Оксана.
— Какая, мать твою, серая… кхм. Иди сюда. Ко мне, я сказал! — он грубо притянул сестру за руку, борясь с желанием вытереть ладонь о штаны. Не стал, потому что знал, что потом не выдержит и бросит брюки в стирку, а сейчас было не до того. — Доставай. Живее!
Он с нарастающим раздражением следил, как она вылавливает из воды поплавок. Мелькнула мысль перекрыть вентили и слить воду, но он не стал этого делать.