Милость Келсона
Шрифт:
Келсон заставил свою мысль вернуться к Дункану, и его тело выгнулось дугой от разделенных с Дунканом ощущений, в то время как Дугал навалился на тело отца, чтобы удержать его в нужный момент, — а отец Лаел сунул конец светящейся кочерги прямо в рану.
Вопль Келсона смешался с едва слышным криком Дункана, когда яростная боль молнией ворвалась в его сосредоточение. Келсон попытался смягчить их общую боль, чувствуя, как его собственный пульс ускоряется вслед за пульсом Дункана, — однако мераша, одурманившая Дункана и полностью нарушившая его самоконтроль, мешала и работе его ума. Вонь горящей плоти мгновенно ввергла его в воспоминания Дункана
Лишь когда мокрые руки Моргана отодвинули его в сторону, Келсон сумел наконец разорвать связь. Куда более искушенная сила Моргана прорвалась сквозь туман мераши и дала ему возможность овладеть собственным сознанием, и поддерживала его, пока он облегчал страдания Дункана. Потом Кьярд обхватил за плечи пошатнувшегося короля, чуть не сбитого с ног головокружением, и быстро увел его в сторону, подальше от тех троих, что продолжали трудиться над Дунканом, — и Келсон начал понимать, что был на грани тяжелого расстройства.
Он опустился на четвереньки и его желудок судорожно дернулся, выбрасывая свое содержимое. Он содрогался снова и снова, хотя теперь и безрезультатно, и Келсон в конце концов подумал, что, пожалуй, вместе с желчью вот-вот вылетят и его кишки, — но наконец реакция тела начала понемногу затихать. Но тут перед глазами Келсона поплыл серый туман, потом навалилась чернота…
Когда король наконец пришел в себя, он лежал на боку, латы с его груди были сняты, а архиепископ Кардиель обтирал сзади его шею влажным прохладным полотенцем. Но вместе с сознанием вернулся и весь ужас нескольких последних часов, мгновенно нахлынув на Келсона, — а когда он попытался сесть, то попытка его не удалась, и перед глазами снова все поплыло, а к горлу подступила горечь.
— Ну-ка, ложись и выпей это, — негромко сказал Кардиель, поддерживая короля под спину и укладывая его голову к себе на колени. И тут же в руке Келсона очутилась чаша.
— Что это?
— Вода. Ты пересох насквозь от жары. Выпей поскорей, я налью тебе еще. Ничего, скоро ты будешь в полном порядке.
Но Келсон сначала прополоскал рот, чтобы избавиться от привкуса желчи, и осторожно выплюнул горькую воду. Потом, уже допивая чашу, и молясь о том, чтобы грохот в его голове наконец утих, он наконец заметил, что он находится не там, где застало его беспамятство. Между тем местом, где он лежал, и остальной частью тента был протянут занавес, из-за которого доносились негромкие голоса; Келсон прислушался — Морган, Дугал, отец Лаел, и…
— Ох, милостивый Иисус… Дункан… он…
— Он жив, — ответил Кардиель, забирая из руки Келсона чашу и вновь наполняя ее водой. — И он в надежных руках. Ну, выпей еще. Ты все равно ничем не сможешь помочь ему, пока не приведешь себя в порядок.
— Но Аларик… Дугал…
— Они остановили кровотечение. Его накачали наркотиком, чтобы помешать действию силы Дерини, так что им придется подождать, прежде чем можно будет действовать дальше.
— Мераша.
— Да, думаю, они так его называют. Ну, выпей еще вот это, или я не стану тебе ничего рассказывать. Им там ни к чему еще один пациент, на которого нужно тратить силы. Все врачи слишком заняты.
Келсон слегка вздрогнул и осушил чашу. С подобной логикой спорить не приходилось. Когда Кардиель вновь наполнил чашу, Келсон снова послушно выпил ее до дна.
Когда архиепископ наполнил чашу в третий раз, Келсон начал чувствовать
— Я уже вполне отдохнул, — сказал Келсон, отставляя чашу в сторону. — Я хочу узнать, каковы наши потери, сколько убито, сколько ранено. Где Эван и Реми? И Глодрут?
— Полежи-ка еще немножко, мой господин, — откликнулся архиепископ Кардиель, беря короля за плечи и снова укладывая его, когда тот попытался сесть. — Реальные потери относительно невелики, по крайней мере с нашей стороны, хотя хирурги, пожалуй, всю ночь будут заниматься раненными. Похоже, борьба закончилась уже во всей Меаре. И большинство из тех, кого мы взяли в плен, готовы подтвердить свою вассальную преданность тебе.
— Пленники?..
Келсон на несколько секунд закрыл глаза, вспоминая, как Сикард падал со своего коня, и стрела торчала из его глазницы… потом уныло вздохнул и приложил ладонь ко лбу.
— Они тебе рассказали, как мне пришлось поступить с Сикардом?
— Да, — голос Кардиеля прозвучал низко, невыразительно. — Но ведь он восстал против тебя и отказался сдаться.
— Поэтому я пристрелил его, — пробормотал Келсон.
— Да, он его пристрелил, — сурово произнес Эван, просунувший голову между полотнищами шатра, и Келсон поднял руку, чтобы посмотреть на него. — И не вздумай позволять ему погрязнуть в сожалениях из-за этого маленького промаха, архиепископ! Парнишка проявил характер. Он казнил одного предателя, чтобы заставить многих других сдаться без боя.
Келсон, не чувствуя себя убежденным в собственной правоте и пытаясь справиться со смертельной усталостью, с трудом сел, не обращая внимания на то, что из-за резкого движения в голове на несколько секунд все словно перевернулось от боли.
— Все равно мне следовало постараться представить его перед трибуналом.
— Он сам это выбрал, сир.
— Но…
— Келсон, он давно уже был мертв, и сам отлично понимал это! — воскликнул герцог Эван, заставляя Келсона отвести руку от лица и заглядывая ему в глаза. — Подумай об этом. Его душа была искалечена. Он поднял мятеж, и в результате его последний сын был убит. Ты думаешь, он не понимал, что его ждет? Или ты думаешь, он предпочел бы умереть по приговору суда, как предатель? Нет, для него самого было лучше умереть вот так, с мечом в руке. Лучше стрела из королевского лука, чем веревка или топор палача… или многие годы в темнице…
Келсон откашлялся и уставился в пол между своими коленями.
— Я… я об этом не подумал, — признался он.
— Это уж точно, я так и понял, — пробормотал Эван. — Не так-то легко стать королем, не успев толком повзрослеть, а, парнишка? Но, если это тебя хоть немножко утешит, твоему отцу было ничуть не легче, благослови Господь его душу.
Келсон слабо улыбнулся.
— Да уж, наверное…
— Ну, значит, и довольно об этом.
Келсон кивнул и глубоко вздохнул, несколько ободренный словами старого герцога, — рассудочная часть его ума понимала, что Эван прав, но королю все равно хотелось, чтобы все это произошло как-то иначе…