Милые бездельники

Шеллер-Михайлов Александр Константинович

Ея опять остановили. Защитникъ, едва замтно усмхаясь, задалъ ей вопросъ, помнитъ ли она, какъ она хвастала образомъ и лампадой при подсудимомъ и говорила о цн этихъ вещей.

— Да, какъ же не помнить, Александръ Васильевичъ, — обратилась она къ защитнику: — я же сама это и разсказывала вамъ. Не будь этого…

Ей напомнили, что она должна отвчать предсдателю на вопросъ, заданный ей защитникомъ. Она въ своемъ дом не привыкла къ подобному способу разговора и опять немного растерялась, немного обидлась. Потомъ сообразила, повидимому, что дйствительно Александръ Васильевичъ

и такъ все знаетъ, а что надо разъяснить дло другимъ, и начала объясненія.

— Я, видите ли, господинъ предсдатель, изготовила памятникъ мужу, сыну и себ. Заказала образъ, бронзовую раму для него, лампаду передъ нимъ. Хотлось все понарядне, поизящне. И мужъ былъ человкъ, любившій все нарядное да изящное, и я тоже. Извстно, люди богатые, можно, значитъ, привередничать, хоть кругомъ весь міръ съ голоду погибай. Что длать, вс мы люди, вс человки! Такъ я все и сдлала получше, да подороже. Денегъ нечего жалть, на мой вкъ станетъ и дтямъ останется. Спросили за все восемьсотъ съ небольшимъ — что-жъ, и дала, лишь бы хорошо все вышло. Потомъ и еще пришлось приплатить, ну да я объ этомъ никому не говорила. Вотъ какъ изготовили все, пришла я посмотрть и встртила знакомаго человка… Здсь онъ, — сказала она и обернулась, ища меня глазами среди публики.

— Продолжайте, — сказалъ ей предсдатель.

— Нтъ, я только смотрю его, потому подтвердить онъ можетъ…

— Я васъ прошу продолжать.

Она вздохнула, слегка пожала плечами и, опять покоряясь вол предсдателя, начала разсказывать:

— Такъ вотъ встртился, говорю я, знакомый человкъ, я и расхвасталась! «Каково? — говорю. — Работа художественная. Восемьсотъ рублей слишкомъ стоитъ». Для меня, господинъ предсдатель, восемьсотъ рублей — пустяки и хвастливость не въ моей натур, да и не въ такомъ положеніи я стою, чтобы хвастать, а разговорилась я объ этомъ, потому что ужъ очень вещи хороши были, и хвастала я, что дешево досталось все. Старушечья бабья слабость. А въ это время, родные вы мои, подошли къ намъ двое нищихъ: старичокъ слпенькій, благообразный такой, да мальчоночка съ нимъ, худой-худой. Да что мн разсказывать о немъ, сами видите, господа, въ чемъ душа держится. Въ больниц бы ему лежать, а не здсь сидть, суда ожидая. Залюбовалась я на его волосы да глаза, да удивилась, что онъ тщедушный такой. Спросила старичка: «Хворый онъ у тебя?» а старичокъ отвтилъ: «Голодный». Голодный! Слово-то это какое, господинъ предсдатель, вы поймите; А у меня образъ да лампадка для украшенія памятника чуть не въ тысячу рублей! Тогда-то ничего этого и въ голову не пришло. Гд же придти, пока Господь глазъ не откроетъ? Подала я имъ, отцу и сыну-то, гроши какіе-то, не помню, право, сколько, а сама думаю: «разспросить ихъ разв, да помочь имъ какъ-нибудь», а тутъ другіе нищіе нахлынули, отбою отъ нихъ нтъ на кладбищахъ, пьяницы да воришки все больше, и забыла я про старичка и его мальчонка. И вкъ себ этого не прощу. Натолкнула на грхъ человка, ввела въ искушеніе…

Протасовъ задалъ ей вопросъ, не замтила ли она тогда же въ лиц или во взгляд молодого нищаго чего-нибудь подозрительнаго, зависти, злобы, недобраго умысла, вообще чего-нибудь такого, что длало его подозрительнымъ.

Старушка

быстро обернулась къ адвокату и съ жаромъ съ горькимъ упрекомъ въ голос заговорила:

— Да что вы, батюшка Александръ Васильевичъ, я же сама вамъ…

Ей не дали кончить и напомнили снова, что на вопросы защитника надо отвчать предсдателю. Она, бросивъ негодующій взглядъ на адвоката, почти сердито, нсколько рзкимъ тономъ сказала предсдателю:

— Я не клеветать сюда пришла на невиннаго человка, а оправдать, потому что не онъ, а…

Предсдатель спросилъ, перебивая ея рчь, не желаетъ ли кто-нибудь сдлать еще какой-нибудь вопросъ свидтельниц.

— Голубчики мои, да чего же еще спрашивать-то? — быстро заговорила она, обводя всхъ глазами. — Я, я одна кругомъ виновата. Расхвасталась богатствомъ при голодномъ, да еще дала ему всего…

— Вы можете идти, — началъ предсдатель.

— Нтъ ужъ, господинъ предсдатель, — торопливо перебила она его:- никакъ не могу я уйти, пока камня съ моего сердца вы не снимете…

Ее настоятельно попросили ссть.

— Да совсть-то есть же у васъ! — вырвалось у нея изъ груди восклицаніе, и по ея старому, раскраснвшемуся лицу покатились слезы.

Защитникъ отыскалъ меня глазами и одобрительно кивнулъ головой съ веселой и насмшливой улыбкой…

Меня немного удивила рчь прокурора: сухая, короткая, вялая, она была сказана какъ бы нехотя, поневол защитнику было легко говорить противъ такого обвинителя, и онъ блеснулъ чувствительными фразами и мрачными картинами, точно декламируя не то ловко написанный фельетонъ, не то талантливо скомпанованную передовую статью. Заканчивая этотъ фейерверкъ блестящаго краснорчія, онъ неожиданно произнесъ:

— Впрочемъ, что же могу сказать я лично въ защиту моего кліента, когда мы слышали здсь защиту той особы, которая имла боле всего правъ жаловаться на него за оскорбленіе ея святыни — ея родныхъ могилъ? Она защитила передъ вами его своимъ сердцемъ, и сердце же должно подсказать вамъ, господа присяжные засдатели и судьи, что надо отвтить вамъ на вопросъ: «виновенъ ли подсудимый».

Подсудимый былъ оправданъ. Марья Петровна такъ обрадовалась, что даже громко вскрикнула и поднялась быстро съ мста. Ее кто-то удержалъ, но не надолго. Едва подсудимый сошелъ, пошатываясь, со своей скамьи, какъ старушка была уже около него и, не обращая ни на кого вниманія, обняла его и, какъ мать, стала ласково гладить по голов.

— Натерплся, натерплся, родной мой! — говорила она, не помня себя отъ радости.

Протасовъ подошелъ ко мн и, смясь, сказалъ:

— Это вдь она рчь-то защитительную сказала, а не я. Славная старушенція, а все же Коробочка. Слава Богу еще, что не доведетъ его вторично до того, что онъ на сей разъ обворуетъ ея квартиру…

Я вопросительно взглянулъ на него; онъ небрежно пожалъ плечами.

— Прожить-то ему осталось безъ году недля. Не поторопились бы — и судить некого было бы, — пояснилъ онъ мимоходомъ. — Чахотка въ послдней степени развитія…

Оправданный подсудимый и все это оконченное дло уже вовсе не интересовали его.

1886