Милые бездельники
Шрифт:
Онъ опять прервалъ разсказъ.
— Двадцать первый годъ ей пошелъ, когда вышло ей счастье, — продолжалъ онъ тихо, въ раздумь. — Сосдъ у насъ работникъ былъ, въ рабочихъ на фабрик служилъ. Года три онъ рядомъ съ нами жилъ и какъ придетъ съ работы, такъ къ намъ въ каморку. Сидитъ, разговариваетъ, мои розсказни слушаетъ, на мою двочку посматриваетъ. Чуть закручинится она, онъ ей сейчасъ: «Не тужите, Марья Ивановна, скоро-скоро все перемнится». А она вскинетъ на него глаза и спроситъ: «Какъ?» — «А вотъ увидите, родная», — отвтитъ онъ и гладитъ ее по рук. Таково все степенно, уважительно. Тихій, ласковый былъ парень. И понялъ я изъ его словъ, что онъ ждетъ только, чтобы его въ мастера произвели. На линіи давно стоялъ, только управляющій немного косился на него, хоть и зналъ, что лучшаго работника на всей фабрик нтъ. Голова не поклонная была, зато и косились. Ну,
Опять послдовалъ тяжелый перерывъ.
— Неисповдимы пути Господа, — вдругъ началъ опять старикъ дрогнувшимъ и боле глухимъ голосомъ. — Не дожила до полнаго счастья моя дточка. Слегла отъ непосильной работы и умерла въ чахотк, какъ цвтокъ, завяла… На все воля Божія… Видно, такъ надо было… Чуяла она, что смерть, а виду не подавала. Лежитъ, бывало, и улыбается и мн, и жениху своему… Такъ до самаго конца… до послдняго вздоха. Въ день смерти подошелъ онъ къ ней, а она говоритъ: «Поцлуйте меня»… Наклонился онъ да такъ и упалъ, точно ребенокъ плача… «Добрый вы, — говоритъ она, — добрый человкъ, и Богъ васъ за это не оставитъ»… А онъ и слова сказать не можетъ… глотаетъ слезы, а он такъ и льются, льются…
Старикъ нахмурилъ брови, подавляя свои слезы, и, коротко, отрывисто, какъ бы спша, продолжалъ:
— Онъ и хоронилъ ее. Вонъ тутъ зарыли. Каждый праздникъ ходилъ къ ней на могилку. Только что-то неладное стало съ нимъ. Нашло что-то на него. Сталъ говорить не путевое. «Подлецамъ, говоритъ, жить можно. Честнымъ умирать надо». Я ему, бывало, скажу: ты молись лучше. А онъ засмется такъ злобно, лицо перекоситъ и говоритъ: «А вы нешто мало молились? Или Маша не молилась?» А у самого ротъ искривится, глаза разгорятся, остановятся, впередъ смотрятъ, а самъ словно ничего не видитъ. «Правды, говоритъ, на земл нтъ! Гд она, гд? А безъ правды жить нельзя!» И куда тихость его двалась, куда доброта пропала! Не загулялъ, не запилъ, а совсмъ буйнымъ сталъ, вс у него подлецы да прохвосты, вс аспиды до кровопійцы… Совсмъ свихнулся человкъ…
Старикъ замолчалъ и глубоко задумался.
— Живъ онъ еще? — спросилъ я.
— Не могу вамъ, ваше благородіе, сказать, — отвчалъ старикъ. — Дло такое вышло, грхъ случился. Управителя на фабрик почти до смерти задушилъ, свои же рабочіе того чуть живого отъ него отняли. Судили его потомъ, сослали его въ Сибирь… Никакого снисхожденія на суд не дали, потому и не за что: совсмъ ожесточенный человкъ сталъ, всмъ было видно… Молодъ былъ, не оббился, не обтерплся… Насъ, благодареніе Господу Богу, ко всему пріучила солдатская служба. Тоже сами знаете, какъ въ старые-то годы солдатамъ жилось, не довернешься — бда, перевернешься — другая. Все сносить пріучили, все претерпвать приспособили. Ну, вотъ теперь и живу, не гнвя Господа Бога напраснымъ ропотомъ. Себ же хуже, а никому другому сдлаешь этимъ самымъ роптаніемъ и ожесточеніемъ: безъ ропота — злой обидитъ, роптать станешь — и добраго врагомъ сдлаешь…
Этотъ разсказъ вспомнился мн, когда я смотрлъ на погребальную процессію Русиной.
Какъ-то недавно я опять зашелъ на кладбище и долго пробесдовалъ съ Михеевымъ, сидвшимъ на дорогой для него могил его дочери. Онъ съ тоской разсказывалъ мн, что въ послднее время ему стали измнять силы.
— Тоже не станетъ силъ ходить, голодомъ насидишься, на улиц наваляешься, прежде чмъ подберутъ и призрютъ, — говорилъ онъ. — Только на Господа Бога и остается надежда, не попустить.
На колокольн раздался звонъ. Старикъ поднялся.
— Обдня кончается, идтить надо… Сегодня създъ большой… Заказная обдня въ собор…
— Кого-нибудь богатаго хоронятъ?
— Нтъ… Сороковой день сегодня по барын…- то-есть не то чтобы барыня… а изъ тіатру богатую комедіантку тутъ хоронили… Каретъ столько сегодня понахало… Авось, перепадетъ что-нибудь…
Старикъ снялъ фуражку и поклонился мн. Я далъ ему денегъ. Онъ покрестился и побрелъ по направленію къ храму. Я тоже спустился на мостки, заперъ двери ршетки, замкнулъ замокъ и пошелъ. Мн навстрчу валила толпа народа. Впереди шли пвчіе съ громкимъ пніемъ. Дале шли дьячокъ и священникъ въ блыхъ ризахъ. Сзади шла цлая масса народа съ дорогими внками и букетами
Въ нсколькихъ шагахъ отъ нея съ обнаженной головой съ глубокимъ шрамомъ черезъ весь лобъ стоялъ въ своей дырявой шинели Михеевъ, крестясь и ожидая, что кто-нибудь изъ этихъ господъ, потратившихъ сотни рублей на внки для украшенія могилы покойной танцовщицы, подастъ грошъ ему, защищавшему отечество…
XII
Соблазнъ
— Что, сосдушка, залюбовались? — раздался около меня веселый и мягкій старушечій голосъ.
Я въ это время смотрлъ на только-что поставленный памятникъ по сосдству съ моими дорогими могилами. Памятникъ, находившійся подъ легкою, могущею защитить его отъ дождей, желзною крышей, былъ поставленъ ты средин довольно просторнаго, откупленнаго для могилъ мста, вокругъ котораго шла чугунная ршетка, а выше поднималась до крыши проволочная стка. Памятникъ состоялъ изъ тяжелаго квадратнаго подножія изъ сраго гранита и небольшой часовенки изъ благо мрамора, заканчивавшейся пятью маленькими мраморными куполами, съ небольшими крестами наверху. Въ средин этой игрушечной часовенки была ниша и въ нее былъ вдланъ образъ въ позолоченной бронзовой рам. Передъ образомъ находилась замчательной работы бронзовая лампада, висвшая на красивыхъ цпочкахъ… Лампада и цпи тоже были вызолочены. Живопись образа и тонкая чеканка бронзовыхъ вызолоченныхъ рамки, лампады и цпей были превосходны.
— Да, Марья Петровна, залюбовался, — отвтилъ я, обращаясь лицомъ къ подошедшей, богато и въ то же время просто одтой старушк и пожимая ей съ улыбкой руку. — Прелестная игрушка!
Приземистая, кругленькая, румяная, съ ямками на щекахъ и съ добродушною улыбкой на лиц, старушка смотрла очень симпатично и почти всегда была бодра и весела, какъ вполн обезпеченный, живущій на поко человкъ. Она въ шутку звала меня «сосдомъ», такъ какъ наши «помстья», то-есть могильные участки, находились рядомъ и, по ея словамъ, «какъ-никакъ, а въ дружб надо было жить, такъ какъ лежать придется бокъ-о-бокъ». Къ вопросу о смерти она относилась спокойно, какъ къ самому естественному и обыкновенному явленію, и не упускала изъ виду практической стороны дла: заране заготовила себ склепъ рядомъ со склепами мужа и сына, заботливо справляясь, не дастъ ли этотъ склепъ течи и прочно ли онъ замазанъ; поставила надъ могилами мужа и сына памятникъ и даже приказала высчь на немъ, кром именъ, отчествъ и фамилій сына и мужа, свои имя, отчество и фамилію, а также годъ и число своего рожденія, оставивъ только мсто для обозначенія времени смерти. «Хлопотъ меньше потомъ будетъ», сообщала мн она, говоря объ этомъ предмет.
— Да ужъ памятникъ, одно слово первый сортъ работа, сто лтъ простоитъ — не покривится, — сказалъ старшій изъ группы рабочихъ, стоявшихъ безъ шапокъ около насъ.
— Еще бы не первому сорту работ быть; сама наблюдала за всмъ, а мужъ-то подрядчикомъ тоже по строительной части сперва былъ, такъ толкъ-то я въ дл и знаю, — съ благодушной улыбкой замтила Марья Петровна и опять сбратилась ко мн:- Нтъ, вы, сосдушка, на образъ-то полюбуйтесь. Какова работа?
— Превосходно написано! — отвтилъ я.
— Ужъ чего лучше. Въ дальній монастырь посылала заказъ, а рамку и лампаду здсь на французскомъ завод длали по особому рисунку и черезъ огонь позолотили, — пояснила не безъ гордости старушка, любуясь образомъ. — Сначала-то я хотла семейный образъ заказать — написать Марію, Прохора, царя Константина — сына покойнаго Костей звали, — да потомъ раздумала. Несуразное что-нибудь могло выйти, наставили бы зря другъ подл друга святыхъ изъ разныхъ временъ и государствъ, Богъ знаетъ что вышло бы. А мой покойный Прохоръ Васильевичъ все изящное любилъ и ужъ особенно по части живописи. Знатокъ былъ. Ну, и попросила я просто Матерь Божію съ младенцемъ Іисусомъ изобразить, да впередъ мн эскизъ прислать. А тамъ, въ монастыр-то, они и надумали, что лучше всего сдлать копію съ мстнаго образа, что у Исаакія по правую сторону царскихъ вратъ красуется. Написали мн; обрадовалась я. Ужъ лучшаго-то сами они ничего не выдумаютъ. И образъ-то этотъ мой любимый. Глазки-то младенца Іисуса точно живые, такъ и кажется, что смотритъ Онъ на всхъ и всхъ къ Себ призываетъ. Нарочно зжу къ Исаакію къ обднямъ, чтобы на него посмотрть. Вотъ хорошо и вышло.