Мир для Мирры
Шрифт:
О, да! Я понимаю и причину его интереса ко мне - моя радость от послаблений, мое им удивление - они пока искренни, не наиграны. Другие девушки уже успели вдоль и поперек изучить его насквозь прогнившее нутро... И стараются предугадать каждое его желание. Стараются понравиться, чтобы выжить, чтобы не разозлить или не огорчить его. И это для таких как он- пресно. Предсказуемо, невкусно, не интересно. Он не может напитаться этими эмоциями, ему нужны свежие. Новые эмоции от тех, кто ещё не научился их контролировать в его присутствии.
В доме тихо, в одной из огромных комнат, куда мы пришли, большой шкаф с прозрачными
– Пей.
– протягивает он мне рюмку со светло-коричневой жидкостью. Я медлю, тогда он хватает рукой меня за волосы, запрокидывая мою голову:
– Пей!- жёстко цедит он.
Я пью, и первый же глоток огненной жидкости заставляет мои лёгкие наполняться огнем. Я начинаю кашлять, из глаз идут слёзы. Но мой мучитель, зажимая мне нос, заставляет выпить все до конца. Довольный, он забирает стакан.
Тошнота и головокружение понемногу отпускают, дрожь больше не бьёт так сильно. Я все ещё пытаюсь вдохнуть воздух, но легкие лишь судорожно сокращаются, кажется, совсем опустев.
Я сама не замечаю, как напротив меня оказывается лишённое эмоций лицо мужчины:
– Ну так что, маленькая шлюшка, он поимел тебя? Ты поэтому так долго не могла прийти в себя- понравилось?
– он грубо запускает руку между моих ног, но останавливается. Я даже получаю удовольствие, видя, как его лицо слегка вытягивается в изумлении. Но он быстро надевает привычную маску равнодушного цинизма:
– Сегодня спишь со мной.- больно дергая меня за плечи, заставляет встать. Кивок в сторону - это молчаливый приказ следовать за ним.
И вот мы идём уже знакомой дорогой к его огромной спальне.
9. Женщина
Ежась на холодном полу, я дрожу всем телом. Закрывая глаза, пытаюсь уснуть. Мужчина же, улегшись на мягкую кровать, засыпает мгновенно. Мне снова плохо - от увиденного, от четкого осознания, какой станет моя последующая и явно недолгая жизнь. Когда, наконец, проваливаюсь в тяжелый сон, то рваные сновидения лишь об одном- трансфорировавшиеся в воспаленном сознании страхи о том, как там там Уля. В редких минутах, когда, распахнув глаза, отхожу от очередного из таких, то мысленно твержу себе, прикусив губу, чтобы не расплакаться - я не могу сдаться! Я не имею права умереть - нужно узнать, что с ней все в порядке, что ее лечат... Что она будет жить за нас двоих.
– Вставай!
– меня пинком вырывают из мира грёз- злобное лицо старой женщины брызжет обвинениями- Подстилки! Ни на что не годны- только ноги раздвигать! Вставай и иди мойся, сегодня будешь обслуживать хозяина с гостями!- всю дорогу она подталкивает меня в спину, указывая мне направление.
В шикарной мраморной купальне с бассейном уже ждут две молчаливые женщины, ловко срывающие с меня остатки тонкой ткани. Меня моют, умащивают мое тело ароматными маслами, делают массаж, разминая все косточки. И вот тут мне в первый раз становится до ужаса страшно- к жестокости я привыкла, но такое обращение...к чему меня готовят? Меня начинает потряхивать от всевозможных
Я пытаюсь спросить о том, что со мной будет, к чему меня готовят, у одной из женщин, но та лишь кивает головой, не понимая или делая вид, что не понимает, разводит руками. В купальне раздается низкий властный голос, который я не перепутаю ни с чьим на свете:
– Они тебе не ответят.
Подняв голову, я успеваю поймать его тяжёлый, потемневший от страсти взгляд- разозлившись, что я застала его врасплох, он рявкает на женщин:
– Покажите ей!
Те послушно открывают рты- их языки отрезаны почти до основания, превратившись в кривые обрубки ...
– Вон!
– командует он, и, спустя мгновение, мы остаёмся наедине. Его взгляд вновь падает на мое обнаженное тело. Он придавливает меня рукой к кушетке, подходя ближе:
– Повернись и спусти ноги на пол.
Я слышу у себя за спиной шорох снимаемой одежды. И тут он, заломив мне руки за голову, со всей силы входит в меня. Я кричу от боли и неожиданности, но это лишь ещё больше распаляет моего насильника. Он двигается во мне насухую, высекая слезы из моих глаз.
– Да, сука, кричи! Моли о помощи! Здесь никто тебе не поможет!- он рычит, изливаясь в меня. Затем выходит, запрещая мне двигаться. Я вижу наше отражение в зеркалах, которыми украшены стены- безумный контраст. Мое белое как снег тело, мягкие и плавные линии, и его загорелое мускулистое- он словно безжалостная машина, созданная разрушать, причинять боль. Несколько мгновений он стоит и смотрит, наслаждаясь тем, как по моим ногам струится кровь вперемешку с его семенем, словно безумный художник своим лучшим творением.
Мужчина рывком поднимает меня, поворачивая к себе. Внимательно изучает слезы в моих глазах:
– Да. Так и должно быть- удовлетворённо кивает он - Приготовься. Сегодня ты будешь обслуживать гостей.
– бросает он и выходит из купальни.
Я сползаю на пол и беззвучно рыдаю.
Вновь входят две женщины, обе с состраданием ( надо же, даже они, которых так жестоко лишили важнейшего- дара речи, сочувствуют мне) начинают омывать меня. Я даже не прячу глаз, мне уже все равно- словно механическая кукла безвольно откликаюсь я на все их молчаливые приказы. Поднимаю и опускаю руки, становлюсь ближе, пригибаю голову к груди. Со мной заново повторяют все процедуры- омовение, массаж, масла. В самом конце меня наряжают в короткую полупрозрачную ночную рубашку, отправив на кухню.
Там повар даёт мне небольшую порцию еды- ровно столько, сколько хватит для того, чтобы продержаться ещё и вечером. Несколько девушек, в таких же тонких одеяниях, как и у меня, боязливо входят на кухню, чтобы получить свою порцию. Я устремляю взгляд в тарелку, не желая сочувствия . Да и от кого мне его получить - от таких же несчастных, как и я? Мы молча и жадно едим, не зная, что нас ожидает дальше. Несчастные рабыни, безвольные существа, мы будто наполовину существуем в этом мире, готовые уйти за грань жизни и смерти. И это жуткое осознание заставляет замереть- да здесь все знают, что не сегодня-завтра очередная девушка погибнет. А на её место придет другая. Поэтому и жалости больше нет, она испарилась на не пойми какой по счету мученице. Оставив после себя лишь лёгкий налет раздражения, с которым персонал и охрана обращается с девушками.