Мир, где меня ждут
Шрифт:
Демиан пылал в лихорадке, с искусанных губ срывались сдавленные стоны, от которых хотелось выть и биться о стены. Если бы она только знала, чем может помочь раненому, разве не сделала бы всё, от себя зависящее? Но она не обладала этим знанием, у нее было одно лишь фанатичное, не признающее никаких запретов и ограничений желание, захватившее сейчас все её чувства, сосредоточившее в себе все устремления, подменившее самую её суть. Она словно превратилась в сосредоточие непреклонной воли, способной останавливать время, менять траектории движения звёзд и обращать реки вспять. И при этом она оставалась смертельно испуганной и безумно влюблённой девушкой.
— Обмани,
От кровати к окну, просить милости у холодных, презрительно поглядывающих свысока бездельниц-звёзд, торопить задерживающийся в пути рассвет. Забиться в угол, сжаться в тугой комок боли, зажмурить глаза, закрыть уши, отключить восприятие. Метнуться к постели, не слухом, а сердцем почувствовав тихий вскрик. И дальше, как проклятая, по замкнутому кругу, не находя себе места и покоя.
— Каких богов мне за тебя молить, Демиан? Ведь ты в них не веришь. Так что же мне делать?!
Порой ее охватывало ощущение, будто бредит не пылающий в лихорадке ведьмак, а она сама. От усталости ли, от напряжения, чего-то другого или всего вместе, окружающее потеряло всякий тончайший налёт реальности. Бред, страшный и непрекращающийся. Только бы дожить до рассвета… Им обоим.
Не прислушиваться, не вникать в суть этих отрывистых, на удивление осмысленных фраз. Словно исповедь умирающего… Проплывают перед глазами картины сражений, вереницы смертей, вплетаются крики и стоны, железистый привкус крови. А потом… Одинокий сварливый старик, для которого он так и остался мальчишкой, сидит на пороге скрюченной радикулитом избушки, с недочиненной сетью в мозолистых, пахнущих рыбой руках. Бедная деревушка на высоком крутом берегу, неукротимая, своенравная Верес, с оглушительным треском и разъярённым рёвом ломающая каждую весну ледяные оковы. Злое перешёптывание за спиной, больно жалящие слова и косые взгляды, наглые усмешки… и вечно сбитые костяшки пальцев. Свист ветра в ушах, а из лопаток, того и гляди, прорежутся широкие крылья. Но, вместо этого, как острый нож в подтаявшее масло, входишь в парную воду, и смыкается над головой не пропускающая солнечный свет толщь.
Замершая у изголовья кровати девушка улыбалась сквозь радугу слёз. Ведь она не имела ни малейшего представления о прошлом этого непостижимого ведьмака, а теперь он стал ей чуточку ближе и понятнее. И — если это только возможно — еще дороже. Пусть невольно, сам о том не ведая, немножко, узенькой щелочкой, приоткрыл перед ней запертую на множество стальных засовов непробиваемую дверь, ведущую в тайник его души. Лишь об одном она не хотела узнавать и торопливо приложила пальцы к сухим потрескавшимся губам. Побоялась узнать правду. То, что чувствует боевой маг к одной глупой ведьме…
Казалось, время остановило стремительный бег и задалось целью хорошенько помучить девушку за неведомые провинности. Вопреки своим собственным заверениям, будто ей в эту ночь ни за что не уснуть, Марина приткнулась на краешек кровати и устало смежила веки. События последних суток вымотали её полностью, физически и душевно. Поэтому она не увидела того, как её окутало безупречно-чистое сияние и устремилось к ведьмаку, удерживая на Грани, возвращая утраченные силы, ободряя, указывая путь, разгоняя жадную тьму. Не позволяя сорваться в Бездну, возвращая в мир живых. Бескорыстно вручала ему щедрый дар, но никогда не пожалела бы об этом. Отдавала все свои силы без остатка, не задумываясь о гибельных для самой себя последствиях. Энергия, еще совсем
В какой-то момент всё изменилось. Кромешную тьму, обступившую его со всех сторон, пронзали потоки невероятно чистого света. Непроницаемый мрак яростно боролся, но, тем не менее, терпел сокрушительное поражение. Казалось, что это сияние не остановит ничто, настолько великой силой оно обладало. Пламя с разочарованным гулом исчезло. Куда-то… И Демиан остался посреди звенящей пустоты, наполненной этим хрустальным светом. Ушла дикая боль. И ведьмак неожиданно почувствовал себя, как никогда прежде, беспомощным, безоружным, уязвимым… Открытым. Всё на поверхности — чувства, мысли. Словно раскалённая спица пронзила висок, и мучительным откликом отозвалось в сердце. Как же больно оказалось — вспомнить…
Через силу поднял голову, перед глазами отчего-то всё текло и расплывалось. Заставил себя посмотреть на источник того неземного сияния.
Она шла так легко, будто скользила по воздуху, босые ступни бесшумно касались мраморных плит. Отчего-то нелепо подумалось: 'Замёрзнет ведь, глупая!' Как-то не приходила в голову мысль, что она может попросту не чувствовать холода. Равно как и жара. И вовсе не чувствовать ни-че-го. Простое белое платье при движении обрисовывало стройную фигурку, тёмно-каштановые волосы мягкими волнами спускались ниже бёдер. Кипельно-белая ткань пестрела карминным пятном на высокой груди, и ведьмак не мог оторвать взгляда от этой чужеродной в ее светлом облике кляксы.
Синие глаза смотрели грустно и понимающе. Кончики тонких пальцев почти невесомо скользнули по его лицу, от виска к уголку рта, но ему достаточно было этого легчайшего прикосновения, чтобы почувствовать, насколько холодна её рука. Словно горный ледник, словно свежевыпавший снег… Горло перехватило, и, чтобы скрыть слёзы в голосе, он прижал к губам её маленькую ладонь.
Бледные губы девушки тронула тень призрачной улыбки. Она мягко, но настойчиво высвободила кисть из плена его пальцев. Горько покачала головой.
— Не гонись за миражами, любимый. Цени то, что тебе даровано. Прежней меня больше нет, но взамен пришла новая я. И моё сердце по-прежнему принадлежит одному боевому магу.
— Значит, всё было не зря? — чьи-то чужие слова, чужие чувства — боль, не идущая ни в какое сравнение с той, что сжигала совсем недавно, убивающее душу отчаяние и воскрешающая надежда. Чужие и, в то же время, свои.
— Конечно же, нет. Разве я тебя когда-нибудь обманывала?
— Никогда… Но, ты видела, что с нами будет?
— Всё зависит только от тебя. Ты же знаешь, что я поступлю как д`олжно.
— Знаю. Ты не могла иначе. И теперь не изменила своему правилу.
— Нам пора уходить, родной. Тебе слишком опасно здесь задерживаться. Я выведу тебя…
— Постой! Один только вопрос… Когда я… очнусь. Я буду… помнить?
— Я не могу ответить на твой вопрос. Но это произойдёт, и жить в неведении осталось совсем недолго. Месяц, полгода — какая разница? Что это за сроки после тех бесконечных лет ожидания?