Мир приключений 1969 г.
Шрифт:
— Черт его знает, — ответил Гуляев, продолжая размышлять.
— Не, ты смотри, звук! — крикнул Мишка, прыгая с плиты на плиту. — Как в церкви.
Пол глухо и мелодично гудел от каждого прыжка.
— Ты гляди! — восхищался Мишка, и вся беседка наполнилась гулом, а Мишка, точно сойдя с ума, все прыгал и прыгал с плиты на плиту, как дети, играющие в классы. — Ау! — вопил Мишка и прыгал, и пол откликался: «Ау!»
Вдруг тяжелый скрип приковал всех к месту. Тяжелая пыльная плита начала медленно подниматься.
—
— Еще раз! — закричал, бросаясь к нему, Гуляев. — Еще прыгни на ту же плиту!
Они оба прыгнули одновременно. Плита поднялась и стала торчком. Под ней виднелись винтом уходящие вниз каменные ступени. Все трое стояли над отверстием и молча смотрели в его глухое черное нутро.
— Я — первый, — вдруг решил Мишка.
Он надвинул кубанку и полез вниз. Голова его исчезла в темноте и вновь вынырнула.
— Огня дай! — Он взял у нагнувшегося Гуляева кусок горящей газеты и опять исчез, оставив лишь отблески на стенах входа, которые постепенно гасли.
— Конец, — дошел его голос. — Теперь вы.
Клешков, за ним Гуляев спустились по скользкой каменной лестнице, оскользаясь и хватаясь за слизистые камни свода. Внизу была темень.
— Счас! — сказал Мишкин голос, и опять послышались удары кремня о кресало.
Опять затлел трут. В скудном его свете виден был черный, уходящий вдаль ход, перегороженный какими-то округлыми предметами. Густо и пряно пахло вином.
— Бочки, — догадался Гуляев.
— Эге! — ответил веселый Мишкин дискант, и слышно стало, как потекла струя.
— У них тут кранты везде — техника! — восторженно сказал Мишкин голос.
Они подошли.
Клешков тоже нащупал мокрую скользкую медь крана, отвернул и подставил рот; тотчас же ударила густая, терпкая струя вина. Клешков захлебнулся, закашлялся, отвел лицо в сторону. Мишка возился уже где-то за бочками. Вдруг вспыхнул яркий огонь.
Гуляев и Клешков с пистолетами в руках боком пролезли между бочками и стеной. Мишка размахивал какой-то ярко горящей палкой.
— Глянь, какая штуковина, — сказал он, — пакля в керосине. Вот еще есть.
Он толкнул ногой что-то на полу, и Гуляев подхватил подкатившийся факел.
— Неплохо кто-то устраивался, — сказал он и, подойдя к Мишке, зажег свой факел от его.
Теперь видно было, как узок ход, как блестит камень на повороте и как лучатся слизью его углы.
— Пошли, — негромко сказал Мишка; его лихость вдруг пропала, и он пошел вперед к повороту.
Гуляев и Клешков, держа наготове пистолеты, пошли за ним. Шаги их глухо чавкали в грязи.
Ход шел далеко вперед, но Мишка вдруг остановился, они подошли и остановились тоже.
Шагах в семи стоял стол, на нем бутылка вина и ломоть хлеба, а позади стола на каких-то тюках ворочалось и глухо стонало что-то живое.
Мишка шагнул вперед, обошел стол, и они увидели на куче тряпья мечущуюся в беспамятстве женщину
Все трое подошли и стали вокруг. Седые волосы метались над молодым лицом. Платье на груди было расстегнуто, и видны были пропеченные кровью бинты.
Женщина застонала.
Гуляев воткнул факел между досками рассевшегося стола, взял бутылку с вином и подошел к женщине. Бегущий свет факела ударил ей в лицо, она открыла глаза и отпрянула от наклонившегося к ней Гуляева.
— Викентий! — вскрикнула она. — Викентий! — Огромные, расширенные ее глаза смотрели на незнакомцев.
— Спокойно, — сказал Гуляев, протягивая ей бутылку. — Глотните. Будет легче.
— Вы из отряда? — вдруг схватила его за руку женщина. — Он прислал вас?
— Он, — сказал Гуляев. — Выпейте.
Она жадно прильнула ртом к бутылке, которую наклонял к ней Гуляев.
— Красных выбили? — задыхаясь, оторвалась она наконец. — Викентий жив? Выскочил, как мальчик, я его удерживала. Я уверена была, они не найдут ход. А он все-таки выскочил, чтобы отвлечь... Он жив или нет? — Она исступленно уставилась на них.
— Чего ему сделается! — сказал, подходя, Мишка. — Жив-здоров.
Женщина вскрикнула и упала на спину. Глаза ее неотрывно глядели на Мишкину папаху, где красноречиво и победно алел красный лоскут.
— Ну чего, — сказал Мишка, вставляя свой факел в другую расселину стола, — чего орать-то, жив твой Викентий — это точно. Ошибочка вышла. Недосмотрели.
Женщина, прижав руки к груди, смотрела на него, вся вжавшись в свое ложе.
— Ну чего гляделки выпятила! — раздражаясь, повысил голос Мишка. — Чего, не видала ни разу красного бойца? На, смотри!
Женщина вдруг подняла руки к лицу и зарыдала.
— Слушай, — подскочил Гуляев к Клешкову, — удача! Это та, понимаешь?
— Кто — та? — спросил Клешков.
— Та, что убила мясника на рынке.
— Ну? — ахнул Клешков. — Ну и положеньице!
Женщина рыдала в голос.
— Не ори! — стервенея, кричал, наклоняясь над ней, Мишка. — Слышь! Не ори! — Он отскочил, и даже в свете факела видно было, как горят его глаза и как белеют скулы. — Замолчишь или нет? — гаркнул он, срываясь. — Молчи, зараза кадетская, а то сейчас жизни решу.
Рука его была в кармане. Женщина всхлипнула и затихла.
— То-то, — успокоившись, сказал Мишка и повернулся к обоим приятелям, — знаю я, как этих мадамов успокаивать. А теперь отвечай, — спросил он, — чего вы с Викентием все жметесь к этому месту, а?
Женщина закрыла глаза.
— Слышь? — Мишка подошел и тронул ее за плечо, она вся изогнулась от этого прикосновения и закрыла лицо рукой.
— Скажите, — сказал Гуляев, тоже подходя к лежащей, — это вы убили мясника?
Женщина открыла глаза. Она смотрела из-под руки с такой ненавистью, что всем троим стало неловко.