Мир приключений 1969 г.
Шрифт:
Во дворе кричали, топали. Ржали лошади.
Клешков не то чтобы задремал, но как-то отвлекся ото всего и даже боль почти перестала его тревожить.
— Выходи! — раскрывая ворота, закричал давешний бородатый часовой.
Они вышли из амбара. Солнце стояло высоко на небе. За домом виден был клочок окруженного плетнем огорода и пристройки. Всю поляну, на которой стоял хутор, окружали мачтовые сосны, негромко рокотавшие о чем-то своем. На сосне, стоявшей отдельно от других, сидел молодой солдат и ладил петлю на длинном суку.
Клешков взглянул и отвернулся. Гуляев
Огромный человек в военной форме подошел к крыльцу и, задрав округлую бородку, козырнул снизу.
— Все готово, вашбродь.
Клешков вдруг понял: этот человек заходил тогда к часовщику и потом умчался вместе с женщиной на подводе.
Красков спустился с крыльца и подошел к обоим.
— Ну, Владимир, — сказал он Гуляеву, — ничего не добавите к тому, что я хотел узнать?
Гуляев отвернулся, и Клешков вдруг проникся горячей жалостью к товарищу, которого он так оскорбил.
— А ты? — спросил Красков, холодно оглядывая Клешкова.
Тот ненавидяще мотнул головой.
— Хорошо, — сказал Красков, — будем кончать.
Он опять пошел к крыльцу, на ходу крикнув:
— Вахмистр, начинай!
Вахмистр козырнул и кинулся куда-то в сторону пристроек. Через минуту оттуда показалась процессия. Два солдата вели под руки обвисающего, но все-таки рвущегося из рук Фадейчева. Кожанка его была ржавой от крови. Лицо было разбито, один глаз не глядел. Зато другой, увидев товарищей, заблестел решительно и горделиво, и Фадейчев, выпрямившись, пошел сам — заплетающимися ногами, но сам.
Вахмистр поднес под сосну скамью из дома, и Мишка попытался на нее взобраться, но сил не хватило, и он чуть не упал вместе с ней. Вахмистр поднял и поставил его на скамью, а солдат сверху норовил накинуть петлю ему на шею.
Мишка с высоты скамьи осмотрел двор, единственным глазом подмигнул товарищам, откашлялся и сказал:
— А главному гаду я метку оставил.
Красков на крыльце усмехнулся и посмотрел на свою перевязанную ладонь.
— Желаете последнее слово? — предложил он любезно.
Мишка поднял голову и снова осмотрел двор. Непрерывно стрекотали где-то цикады.
— Да здравствует коммуна! — сказал Мишка. — Я за ее весь век бился, и она будет! А все вы, гады, сгниете середь червей без доброго слова.
Красков на крыльце поморщился и посмотрел в сторону Гуляева и Клешкова. Те смотрели на Фадейчева.
— А вам, родимым своим товарищам, — сказал Мишка, и голос его зазвенел, — желаю честной жизни и легкой смерти!
Он сам спрыгнул со скамьи, петля натянулась и дернулась...
Оба — и Клешков, и Гуляев — закрыли глаза.
— Не передумали, Гуляев? — донесся голос Краскова.
Гуляев мотнул головой и посмотрел на Клешкова, тот смотрел на него.
— Прости, коли чем обидел, — сказал Клешков. — Я тебя всегда за друга признавал.
Гуляев
Вахмистр выкликнул несколько фамилий. Несколько человек небрежно встали шагах в двадцати от обоих пленных, и дула поднялись на уровень их лбов.
— Вахмистр, люди предупреждены? — крикнул Красков.
— Так точно, вашбродь!
— Можно приступать.
— Слушаюсь! От-деление! — гаркнул вахмистр. — К стрельбе залпом — товсь!
Стволы застыли, нащупывая лбы обоих. Клешков посмотрел в черные дыры их. Вот отсюда сейчас рванет желтым огнем, и страшная сила разобьет его лобную кость, расшибет мозг и навеки остановит сердце.
— Пли!
Ударил залп.
Клешков закрыл глаза. Он стоял на прежнем месте, и щепка, лежавшая у его ноги, лежала там же. Он повернул голову, Гуляев с таким же удивлением смотрел на него.
Красков уже опять стоял перед ними.
— Молодцы, — сказал он. — Отважные солдаты. Умирать умеете. — Глаза его, когда он остановил их на Гуляеве, полны были доброжелательства и интереса. — Хочешь жить? — повернулся он к Клешкову.
Тот поежился и промолчал.
— А вы? — повернулся он к Гуляеву.
— Хочу, — сказал тот. — Хочу и думаю, что нет пока смысла умирать за большевиков!
Клешков дернулся, а Красков в неподдельном восторге повернулся к крыльцу и крикнул Седой:
— Вы слышите? Он вполне разумный человек.
— Капитан, — перебил его Гуляев, — я действительно понял, что смогу вам помочь. Но при одном условии.
— Говорите, — насторожился Красков.
— Вы дадите честное слово, что не убьете моего товарища.
— Какой ты мне товарищ, змея подколодная! — плюнул в его сторону Клешков.
— Даете слово? — спросил Гуляев.
— Пожалуй, — протянул капитан, проницательно всматриваясь в его решительное лицо. — Пожалуй, даю!
— Тогда я ваш!
Клешков с ненавистью посмотрел на стройную спину идущего за Красковым Гуляева. Потом перевел взгляд в сторону виселицы, где покачивалось тело Мишки.
— Пошел! — ткнул его в спину конвоир.
Весь вечер и весь следующий день Клешков просидел в амбаре. Его приходили кормить. Но он почти ничего не ел, а все думал о том, что случилось, и пытался понять, как же он мог прозевать такого гада, как Гуляев. Начальник правильно говорил ему когда-то, что нет у него классового чутья. Мишка висел там где-то, но мысли о нем были лишены той боли, которая вначале сжигала его. Лицо поджило и больше не мучило. Но он никак не мог выбраться из состояния полудремоты, из ощущения того, что все, что с ним происходит, происходит не на самом деле, а лишь смотрится им со стороны. И он — это не он, а что-то неясное, зыбкое. На следующий день пришла и постепенно начала крепнуть в нем мысль о побеге. Он стал внимательно слушать суету на дворе. А там с самого утра звучала команда, стучали копыта. Несколько раз слышался нервный голос Краскова. Однажды Клешков подслушал разговор двух солдат: часового и какого-то еще, с молодым и напористым голосом.