Мир закрытых дверей
Шрифт:
После обеда всех снова отправили в общий зал. Иван видел, как несколько человек – причем, все были стариками – первыми побежали занимать лучшие места на диванах и креслах. И занявши, загалдели, как малые дети; и только суровый голос санитара, раздавшийся поверх их голов, прекратил этот шум. Замолчавшие старики выглядели довольными. Иные из них даже улыбались. Иван покинул столовую последним и с интересом наблюдал за Гошей. Этот крупный человек забавно ковылял, перенося тяжесть своего тела с ноги на ногу и шатаясь при каждом шаге из стороны в сторону, и неустанно следовал за Алексом, который, эпизодически оглядываясь
– В коллектив, в коллектив!
– А если мне нужно в туалет? – спросил Иван.
– Тогда иди. Первая дверь налево.
И оказавшись в коридоре, Иван видел, как Гоша в сопровождении доктора и двух санитаров удалялся все дальше и дальше. И вскоре они все скрылись за углом.
На первой двери слева был приклеен большой лист бумаги, на котором жирным черным маркером были написаны в столбик слова "ТУАЛЕТ", "СОРТИР" и "САНУЗЕЛ", под ними красовалась большая буква "М", а еще ниже был нарисован нелепый силуэт мужчины, состоявший из круглой головы, треугольного тела и приделанных к нему тонких линий, изображавших руки и ноги.
Внутри уборная была обложена с пола до полка бледно-зелеными плитками с неоттираемым запахом хлорки, кабинки закрывались картонными дверцами с рядами круглых дырок, через которые было видно, кто был внутри и что делал.
Вернувшись обратно, Иван выбрал стул подальше от публики и уселся. На стене почти у самого потолка висели часы. По циферблату даже бегала секундная стрелка. Шел третий час.
"Господи, что же со мной происходит? – спрашивал себя Иван. – И когда это все кончится?" В отдельные минуты ему казалось, что лекарства, растворенные в обеденном компоте, заставляют голову кружиться и картинку перед глазами плыть – но стоило моргнуть, и все проходило в норму: голова была свежа, глаза видели все вокруг ясно и в ушах ничего не звенело.
Но Иваново одиночество продлилось не долго. Мимо прошагал Алекс и уселся на соседний стул.
– Ну что, будем дружить? – спросил он.
– Полагаю, что будем, – ответил Иван.
Алекс привстал и пододвинул свой стул поближе. В этот миг один из санитаров посмотрел на молодых людей, но никакой реакции не последовало.
– Методом нехитрых вычислений, – начал говорить Алекс, – я пришел к неутешительному выводу, что мы тут одни вменяемые и адекватные. А все эти, – он провел рукой в сторону диванов и кресел, – сумасшедшие в той или иной степени полоумия. А отдельные экземпляры – так вообще настоящие психи. Особенно этот Гоша.
– Угу, – согласился Иван. – И, кроме того, мы здесь самые молодые.
– Да, и это тоже. Чтоб этому Гоше вкололи что-нибудь такое, усмиряющее! А то ведь он меня доведет.
Иван кивнул. Но при этом сказал:
– А вообще так говорить нехорошо. Гоша ведь тоже человек.
– К тебе-то он не пристает, – заметил Алекс, – а за мной ходит попятам и мычит, как голодная корова. И мне это уже надоело. Я даже к санитару обращался – но знаешь, что он мне сказал? А сказал он мне следующее: "А ты не провоцируй больного!" Как будто я провоцирую его! Это он меня провоцирует. Но я знаю,
– Экспертизу… – мечтательно проговорил Иван.
– Да, эту дурацкую экспертизу! Они меня там в полиции считают за психа, что ли?! Или формальность какая-нибудь? В общем, пройду я эту экспертизу, затем будет суд, на котором меня приговорят к каким-нибудь общественным работам суток эдак на пять или десять. Максимально могут дать пятнадцать – блин, три недели отработки!
И в конце Алекс произнес с интонацией насмешки:
– И буду я чистить улицы или красить стены их дерьмовой белой краской!
– Так не нужно было эти самые стены портить всякими граффити, – сказал Иван.
– Вовсе не всякими, – возмутился Алекс, – а очень даже конкретными. И, Ваня, хоть ты и не понимаешь, но делать это нужно – иначе в этом мире ничего не изменится.
– А что вы хотите в нем изменить?
– Мы хотим, чтобы наша всезнающая власть рассказала народу всю правду. Они ведь все знают, но скрывают, что есть замечательный мир где-то там наверху, куда ведут тайные проходы и лестницы. И в этом мире нет серых стен, нет бетонного потолка – там светло безо всяких вечно перегорающих ламп. Это чудесный мир, в котором жить намного лучше, чем здесь, в толще земли.
– И ты в это веришь? – спросил Иван.
– Конечно верю! А иначе не стал бы разрисовывать нашими призывами городские стены. И был бы таким же задавленным и хмурым, как все. И как ты.
– А я разве хмурый?
– А ты посмотрись на себя в зеркало! И еще эта отвратная синяя пижама, которую должны носить только психи!
– Так и на тебе точно такая же пижама, – сказал Иван.
– Ну, так это потому, что я все еще нахожусь в этом мире, а не в том. Вот!
Иван ухмыльнулся.
– Да что ты вообще понимаешь в этом, чувак!? – обиделся Алекс.
– Ничего.
– Вот именно! – сказал мальчуган. – И кстати, а за что тебя посадили сюда? Я вот этого понять никак не могу. Ну, совершенно не понимаю.
– А я и сам не знаю, – ответил Иван.
– Ну, это ты мне уже говорил! Но ведь за что-то тебя сюда таки упекли. На экспертизу?
– Санитар мне сказал, что дело мое серьезное.
– Будь они прокляты: все знают – и все скрывают! Прямо как чиновники. Вот против этого всего мы, граффитчики, и боремся. Пока не очень результативно, но наши ряды постепенно пополняются новыми людьми. Возможно, когда-нибудь к нам присоединишься и ты! Если, конечно, выберешься отсюда живым и здоровым.
Иван вздохнул, подумав о чем-то своем.
– Ну, так что скажешь? – спросил Алекс.
– Чувствую, что я, в отличие от тебя, здесь застряну надолго, – сказал Иван.
– Грустно, – проговорил Алекс. – Но ты не отчаивайся и верь в себя! И все будет хорошо! Я вот так и живу: верю, что все будет хорошо – и оно так и происходит. Бывают, конечно, иногда падения, как, например, сейчас. Но они всегда преодолеваются. Потому что если все будет плохо – то такая жизнь мне не нужна!
– Позитивная у тебя философия, – сказал Иван. – А вот у меня вдруг ни с того ни с сего жизнь покатилась кувырком. Только я встретил чудесную девушку, только у нас все сложилось, только мы начали мечтать о счастливом будущем – и вдруг меня хватают спецагенты, везут в прокуратуру, оттуда – в больницу на медкомиссию, а затем я попадаю в этот психдом.