Мир закрытых дверей
Шрифт:
– Спецагенты, говоришь? А ты не преувеличиваешь?
– Дело в том, что моя девушка – ее зовут Жанна – одно время была тесно связана с одним очень высокопоставленным человеком. И он, похоже, имеет на нее свои виды и планы – а я в этих планах не значусь. Точнее сказать, я там значусь, как нежелательный и ненужный элемент. Вот как-то так.
– Так, значит, и тебя эти чиновники достали! Причем, в самом прямом смысле, – проговорил Алекс. – А, вообще, странно все это. Если они хотят от тебя реально избавиться,
– И что мне делать? – спросил Иван.
– Не знаю! Надеяться на лучшее. Пытаться выяснить свой диагноз – полагаю, что эти сведения могут кое-что прояснить.
– Но врачи ничего не говорят и вообще запрещают об этом спрашивать!
Алекс кротко улыбнулся и сказал:
– Конечно, врач тебе твой диагноз не скажет. Но на медицинской карточке в самом верху есть специальный код заболевания: он начинается с латинской буквы "F" и далее идут циферки. Нужно их подсмотреть и запомнить. Например, у меня они написали код F91.2, что означает расстройство поведения в социуме.
В это время в зал вошел Феликс, он огляделся, обнаружил Ивана и направился к нему.
– Я вижу, ты нашел себе друга, – громко сказал санитар.
– И что? – отозвался Иван.
– Да так, ничего, – Феликс уставился на Алекса. – С этим юнцом можешь болтать, сколько угодно – он экспертизный. Но я, все равно, буду за вами наблюдать!
И действительно, все оставшееся время Феликс крутился неподалеку от ребят – и те больше об опасных темах не разговаривали.
Глава 17. Недоброе утро
В глубокий, черный сон Ивана вдруг вплеснулись задорные голоса детей, которые пели, нездорово похрюкивая, какую-то песенку про начало нового дня. Иван медленно открыл глаза. В одноместной палате, куда его поместили после двух ночей, проведенных в карцере, уже горел свет. Громкоговоритель, приделанный к потолку, надрывался и хрипел, проговаривая слова одного и того же куплета по несколько раз. И после очередного повтора динамик громко треснул и замолчал.
"Ну и порядки здесь!" – подумал Иван, вылезая из-под одеяла. Одноместная палата мало чем отличалась от карцера, но выглядела приятнее благодаря домашней мебели.
Парень посмотрел на пластмассовый короб, откуда вылились разбудившие его звуки, – и ему вспомнилось слово "матюгальник", которым студенты называли висевшие в коридорах коробочки, разговаривавшие голосами вечно всем недовольных деканов.
Дверь открылась внезапно. В карцере Иван всегда слышал звон ключей, предшествовавших приходу доктора или санитара, – здесь же ничего подобного не случилось.
– Доброе утро, мой дорогой пациент, – произнес доктор Брюсер. – Как провели ночь?
– Нормально, – ответил Иван.
– Согласитесь, что в палате спится намного лучше, чем в карцере.
– Я никакой
– Значит, плохо спали, – заключил доктор и посмотрел парню в глаза. – Зрачки у вас в норме.
Иван заметил, что Брюсер держал в руке медицинскую карточку, однако надписи на ее обложке было не так просто прочитать: бледные чернила неразборчивых букв постоянно плясали в беспокойной руке врача.
– Куда это вы смотрите? – спросил доктор.
– Никуда, – произнес Иван и пожал плечами.
– Точно, вы плохо спали! – окончательно уверился доктор и тут же проверил пальцами мягкость подушки и упругость пружинного матраса, но никаких изъянов в них не нашел.
– Странно, странно, – проговорил доктор. И затем объявил главное:
– Мы идем на обследование головного мозга!
– А завтрак? – спросил Иван.
– Завтрак будет потом. Не волнуйтесь!
– А туалет?
– Сходите по пути!
Доктор Брюсер повел Ивана по извилистому общему коридору, затем завернул в длинный закуток, в самом конце которого находилась металлическая дверь. Доктор, приложив некоторое усилие, открыл ее и подтолкнул Ивана внутрь. Кабинет энцефалографии производил поистине мрачное впечатление: кафельные стены пахли туалетной хлоркой, под тусклыми потолочными лампами обитало чуткое эхо, оповещавшее специфическим цоканьем о каждом неверном шаге. Иван встал как вкопанный, боясь пошевелиться. В центре помещения располагалось чудовищное кресло, с изголовья которого свисали щупальца проводов. Компьютер, утяжеленный принтером, обитал на столе, а рядом на стуле скучала молодая женщина. Она с любопытством посмотрела на Ивана и затем, когда доктор Брюсер закончил возиться с закрытием тяжелой двери, спросила его:
– Так это и есть тот самый пациент?
– Да, тот самый, – ответил доктор, улыбнувшись на мгновение.
У дальней стены возле раковины, не стеснявшейся показывать посторонним интимный зигзаг своей сточной трубы, покоился операционный стол, зловеще блестевший хромом.
– А это что? – спросил Иван, указывая на квадратный тазик с хирургическими инструментами, лежавший на том столе.
– Это вас никак не касается, – сказал доктор, – потому что мы будем работать на центральном кресле. Так что, присаживайтесь.
Иван с опаской расположился в ложе чудовища.
Ассистентка влажной тряпочкой смочила голову Ивана. Он даже вскрикнул:
– Ай, холодно!
Но женщина продолжала протирать ему лоб и уши, никак не отреагировав на вскрик. Затем она прикрепила электроды к голове парня. И только после этого Иван услышал ее мелодичный голос:
– А теперь не шевелитесь и сидите смирно. Не сглатывайте слюну, даже если очень захочется. Открывайте и закрывайте глаза, когда я буду вас просить об этом. А также дышите ровно и плавно.