Мир закрытых дверей

Микхайлов С. А.

– Да брось ты выравнивать эту пижаму! – сказала старшая, видя, что практикантка пытается из синего комка, какой был извергнут стиральной машиной, сделать что-то похожее на рубашку.

– Но как же так, Наталья Ивановна?! – проговорила молоденькая девица.

– Поверь мне, они этого не заслуживают. Да и не заметят твоей заботы. Пижама: она и есть пижама! И, кроме того, Алена, запомни ты наконец: обращаться ко мне нужно только по имени. Никакого отчества! А врачей называй по фамилиям. И не забывай при этом говорить "доктор" – они

это любят. А главврач у нас – так вообще профессор. Забыла, что ли, чему тебя инструктировали?

Алена растерянно кивнула и сказала:

– Игорь Пе… Игорь мне говорил это, но я не думала, что…

– А ты не думай! – перебила ее Наталья. – Думать должны они – мужчины. А нам надо их инструкции соблюдать.

– Да, но…

– Не спорь! Медицина, особенно психическая, – штука такая непростая. Тебе, Алена, еще нужно многому учиться. Смотри на меня и запоминай, что я делаю. А иначе вылетишь отсюда – и назначат тебя в регистратуру какой-нибудь заурядной поликлиники, и будешь ты весь день карточки в картотеке искать, да на дурацкие вопросы всяким старикам-маразматикам отвечать. Они тебя затерроризируют похлеще наших больных. Вот, поняла?

– Ну, поняла, – проговорила Алена.

– Давай, бери еще нижнюю часть пижамы и клади ее на стул, возле кровати. Я за тобой слежу!

Алена взяла в руки еще один синий комок и отправилась в палату. Наталья внимательно глядела через открытую дверь. И когда напарница вернулась, старшая ей сразу выпалила:

– А ты вообще видела, что стул в этой палате стоит не на своем месте? Что надо сделать в таком случае?

– Переставить, – проговорила Алена.

– Правильно. Теперь иди и переставляй!

Алена ушла и затем вновь появилась в коридоре.

– Так, дальше у нас идет палата номер семь, – сказала Наталья, – но мы ее пропустим, нам там делать нечего.

– Почему пропустим? – спросила Алена.

– Потому что! – ответила Наталья. – Ты на дверь посмотри…

– Она что, бронированная?! – воскликнула Алена.

– А знаешь, кто лежит за этой неприступной дверью?

– Наверное, какой-нибудь очень буйный пациент?…

Наталья, улыбаясь, проговорила:

– Нет, не угадала. Там лежит государственный преступник, которого положено охранять. Вот дверь его и охраняет.

– Правда? Ой, как интересно!

– А ты не радуйся. Демонстрировать свои эмоции, особенно смеяться над тупостью здешних больных, категорически нельзя: если доктор увидит – тебе как минимум замечание сделают. Особенно доктор Брюсер – тот еще фрукт, исповедующий праведную медицину. Поняла?

– Поняла, – кивнула Алена. – А как же больной из этой палаты обходится без свежего белья и уборки?

– Уборка там будет завтра, – сказала Наталья, вздохнув. – И завтра у нас здесь будет целый дурдом.

– Дурдом? – переспросила Алена. – А что это значит?

– Это значит, что больного на время очистительного мероприятия переведут в другую палату, а именно вон в ту, –

она указала на невзрачную дверь маленькой комнатки.

– Да там даже замка нету! – воскликнула Алена.

– Ну, нету. И что с того?

– Так ведь это же особо охраняемый пациент, государственный преступник!

– Во-первых, этот человек вовсе никакой не буйный, а скорее овощ. Кстати, это слово в присутствии докторов никогда не произноси – они ой как не любят, когда их пациентов называют овощами. А, во-вторых, начальству лучше знать, куда каких больных и на какое время помещать. А начальство у нас – это наш горячо любимый главврач профессор Прокопенко. Попробуй только с ним поспорь: он тебя переспорит да так, что сама признаешься психически нездоровой.

– Да, тут у вас все так не просто… – проговорила Алена.

– А ты думала, что тут санаторий? Ты еще не знаешь, на что способны наши больные! Вот, к примеру, этот самый из седьмой палаты: встать самостоятельно он не может, ноги у него слабенькие, но как сделать нам гадость его испорченный мозг таки придумал. Он просто берет и плюется. Каждую ночь, причем! К нему утром заходишь, а на полу прям такие разводы от высохших слюней. Я его спрашиваю: "Зачем плевал?" А он мне отвечает, что, мол, это не он, а ночной черт, который к нему каждую ночь приходит. Представляешь?

В этот момент к санитаркам подошел высокий, стройный, черноволосый санитар.

– А это наш Феликс, – сказала Наталья.

– Привет, Наташечка, – проговорил он. – А это кто?

– Алена, – застенчиво произнесла девушка.

– Аленушка, значит. Ты прям как из сказки – такая красивенькая.

Она улыбнулась.

– И какие роскошные у вас глазки – ясные и светлые, горят ярче, чем лампочки. А волосы – ну просто золото.

– Спасибо, Феликс, – произнесла Алена. – А вы такой сильный, мощный, высокий.

– Конечно, – тут же согласился Феликс. – У меня ведь работа-то какая сложная: эти наши больные иногда бунтовать начинают, а я им как кулак покажу – они все и понимают, и успокаиваются. Иногда, правда приходится и силой воздействовать – я это умею делать хорошо, ведь я сильный.

– И здоровый, как лошадь! На тебе пахать можно, – проговорила Наталья, выказывая свое недовольство речам Феликса.

– Ну, Наташечка, зачем же ты так? – произнес санитар.

– Сам знаешь почему!

Феликс повернулся к Алене и сказал ей полушепотом:

– Ты, красавица, тетю Наталью не всегда слушай: она может тебе всякого такого в своих интересах наговорить. Она – женщина вредная.

– Феликс, я все слышу! – воскликнула Наталья.

– А подслушивать не хорошо! – отозвался санитар и достал из кармана большую связку ключей.

– Феликс, зачем ты таскаешь столько ключей? – спросила Наталья. – Они же все одинаковые!

– Мне нравятся, как они звенят, – ответил санитар и потряс связку, издавшую при этом задорный металлический перезвон.