Мираж в обручальном кольце
Шрифт:
— Нет, — покачала головой Галина. — Настю убили в промежутке от полуночи до двух часов ночи.
— А Толя провел у нас в комнате без малого три часа, — сказал Петр. — Он пришел около одиннадцати часов вечера. Честное слово, если бы не мои личные запасы коньяка, не знаю, как бы мы с женой выдержали его рыдания.
— Значит, это совершенно точно — когда убивали Настю, Толя был с вами? — спросила я. — И никто из вас из комнаты не отлучался?
— Нет, — покачали головами супруги. — Толя надежно перекрыл выход, устроившись в кресле возле дверей. Нам не оставалось ничего другого, как выслушивать
— Так вы должны сообщить об этом в милицию! — воскликнула я. — О том, что Толя был с вами все то время, когда убивали Настю.
— А что, по-твоему, я этого не сделала? — возмутилась Галина. — В первую очередь я подошла к этому Голованову, чтобы узнать, в какое время была убита Настя.
— И он вам сразу сказал? — ревниво спросила у нее Катерина.
— Нет, конечно, — пожала плечами Галина. — Но он спросил, зачем мне нужно это знать. Я ему объяснила. Сказала, что Толя пробыл у нас с одиннадцати вечера до четверти третьего утра. И тогда Голованов мне сказал, что второе убийство произошло как раз в этот промежуток. И заверил, что самый последний срок убийства — в два часа ночи. И мои показания, таким образом, доказывают, что Толя Настю не убивал.
— Но почему они в таком случае арестовали Толю? — воскликнула я. — Если он не виновен в убийстве Насти?
Все растерянно посмотрели друг на друга, а потом на Галину.
— Этого я не поняла, — удрученно сказала женщина и уткнулась в свою тарелку. — Может быть, его подозревают в убийстве Вали?
После ее рассказа настроение у всех упало еще на несколько градусов. Так как получалось, что убийца, а может быть, убийцы по-прежнему на свободе. И никто не догадывается, кто они. А стало быть, у них развязаны руки. Это вообще не лезло ни в какие ворота. Так что после ужина, состоящего из спагетти, сдобренных готовым томатным соусом и кусочками жареной с луком свинины, мы все поспешно разбрелись по своим комнатам.
По пути я раздумывала, зачем бы Галине и Петру покрывать Толю. Если исходить из имеющейся у нас с Катькой информации, им это делать было совершенно незачем. А значит, либо супруги говорили правду, либо Толя овладел какой-то их семейной тайной, позволяющей шантажировать друзей.
— Милиция зачем-то арестовала Толю, хотя к данным убийствам он абсолютно не причастен, — сказала Катька, когда мы приперли к двери последнюю деталь обстановки нашей комнаты, способную перемещаться в пространстве.
— А если Галина все врет, — предположила я.
— Зачем? — спросила Катька.
Я этого не знала, и мне пришлось на время задвинуть свои подозрения куда подальше.
— Давай рассуждать так: если Толя не убийца, и ментам об этом известно, значит, они его арестовали, чтобы уберечь, — сказала я. — Вероятно, Толя должен был стать следующей жертвой. И ментам стало об этом известно. Вот они и воспользовались удобным случаем, чтобы уберечь Толю.
— Лучше бы они выручили нас с тобой, — буркнула Катька. — А то я уже не понимаю, сплю я или все эти ужасы происходят со мной наяву.
Против ожидания ночь прошла спокойно. Новых трупов не появилось. Все, собравшись за завтраком, с радостью пересчитались и поздравили друг друга. Воодушевленный Сеня подал на завтрак
— Как ты думаешь, что они имели в виду, когда сказали, что приедут утром? — спросила у меня Катька.
Настенные часы показывали начало девятого утра. Насколько я помнила, ни Серега, ни Прапор не были любителями раннего вставания. Честно говоря, я вообще не помнила, чтобы кто-то из них поднимался раньше одиннадцати. А значит, в Рощине они могли оказаться только к двум часам дня. Два часа дня для Сереги вполне могло быть утром.
— Значит, у нас с тобой еще пропасть времени, — сказала Катька. — Мы можем смотаться в психушку, где лежала жена Толи, поговорить с ее лечащим врачом, а потом еще успеть сюда.
— Ага, или мы позвоним Сереге из города, — поддержала ее я.
На самом деле мы с Катькой просто-напросто трусливо оттягивали момент объяснения с Серегой и Прапором, потому что догадывались: слушать наши оправдания никто из парней не станет. И даже наличие двух трупов не убавит накала страстей. И сразу же начнутся оскорбления и вопли о блядской натуре всех женщин. В мировом масштабе. Без исключений. И о том, как ловко две особы женского пола до поры до времени скрывали свою натуру от своих возлюбленных. А закончится все трагическим выводом, который сделает Прапор, усаживаясь в машину.
— Напрасно я тебе верил, — скажет он, обращаясь к Катьке. — Ох, напрасно!
— Дуришь ты меня! — сообщит мне Серега, садясь рядом с другом.
И после этого день будет безнадежно испорчен. Поэтому мы решили сразу же ехать в дурку. На всякий случай мы предупредили Галину, что уезжаем до обеда в город.
— Если нас будут спрашивать вчерашние мужчины на джипе, то скажи им, что мы скоро вернемся, — попросила у женщины Катька. — И по возможности, постарайся их задержать до нашего возвращения.
После этого мы отправились в гараж и уже без малейших угрызений совести взяли Толину «Мазду». В самом деле, ну зачем она ему сейчас, когда он в тюрьме?
— Вы в город? — подбежала к нам Лариса. — Возьмите меня с собой. Сил никаких нет, хочу повидать Стасика.
— Ладно, — кивнула Катька. — Садись.
До Лариного дома мы проехали без происшествий. На этот раз мы подготовились лучше. Доверенность на право вождения «Мазды» мы написали самостоятельно от руки, права я взяла у себя дома, а остальные документы на машину лежали у Толи в бардачке. Так что теперь я гордо демонстрировала полный пакет документов, не споря, платила штраф и ехала себе спокойно дальше. До следующего поста.
Лара жила в обычной блочной девятиэтажке постройки начала семидесятых. Трехкомнатные квартиры в таких домах, я знала, имели одну проходную комнату, маленькую нишу и еще две изолированные, удлиненные наподобие пеналов, комнатки. Про кухню и прихожую можно было вообще не упоминать.
— Мы тебя провожать не будем, — сказала Катька. — Времени совсем мало.
— Не провожайте, — легко согласилась Лариса.
— Но ты помаши нам в окно, чтобы мы знали, что ты добралась благополучно, — попросила я. — Где твои окна?