Мираж в обручальном кольце
Шрифт:
— Нельзя, — отрезала Маша. — Он в местной командировке. Говорю же, вернется только вечером.
— Жаль, — сказала я.
Маша развела руками, мол, ничего не поделаешь.
— Но лично я думаю, — снова заговорила Маша, — что если Галина с мужем открыли свое дело, то это, наверное, нотариальная контора. Во всяком случае, они неплохо на своем бизнесе зарабатывают.
— И это все, что вы про них знаете?
— Еще у Пети есть любовница, — немного подумав, сказала Маша. — Молоденькая такая девица. Никак не старше двадцати лет. Я случайно их встретила около полугода назад. Они
— Может быть, это была его коллега? — усомнилась я.
— Нет, любовница. То есть, может быть, и коллега, и любовница одновременно. Потому что перед ними на столе лежали какая-то папка с бумагами, а сами они в это время упоенно целовались, — покачала головой Маша.
Я прикинула про себя, могло ли это для Петра быть веским основанием для убийства Вали. Предположим, тот узнал, что у Петра есть любовница и решил его немного пошантажировать. Прикинув, я поняла, что никто не станет убивать человека, чтобы сохранить в тайне факт существования любовницы. Разве что Петр так безумно любил Галину, что ради сохранения прочности их брака был готов на все. Но при чем тут тогда молоденькая любовница?
— А что-нибудь еще? — спросила я.
— Нет, больше я ничего такого не знаю, — ответила Маша. — Разве что догадки.
— Какие? — поинтересовалась я.
— Ну, Петр всегда безумно хотел иметь наследника. С годами, когда ребенок все не торопился на свет, Петр снизил планку. И соглашался теперь уже и на девочку. Но увы, пока ребенка у них не получилось. И вряд ли получится. Им ведь уже почти по сорок. Так что надежда заиметь ребенка от Галины уменьшается пропорционально ее возрасту.
— Обратно пропорционально, — машинально поправила ее я. — Чем больше лет, тем меньше надежда, что она забеременеет.
— Да, — кивнула Маша. — Но я не знаю, почему это так у них произошло. Мне как-то удалось подпоить Галину и побеседовать с ней. В трезвом уме она вообще не стала бы со мной говорить на эту тему. Но и пьяная она твердила, что она вполне здорова и ее муж тоже. А почему ребенок не получается, просто мистика какая-то.
Маша помолчала некоторое время.
— Но я в мистику не верю, — наконец сказала она. — Поэтому думаю, что проблема у них все же есть, просто Галина даже пьяная не захотела мне об этом говорить. Но я, в отличие от Вали, в чужие дела не лезу. Если проблемы у Галины, то мне ее жаль. Рано или поздно Петр оставит попытки обрюхатить жену и заведет ребенка от другой женщины. А может быть, и уже завел. Он ведь не обязан нам докладывать об этом, верно?
Я кивнула.
— А когда Юра вернется сегодня вечером, он сможет дать тебе их адрес, — бодро закончила Маша. — Может быть, соседи Галины и ее мужа знают о них больше, чем мы с Юрой.
Получив все эти сведения, я наконец спохватилась, что могу опоздать в больницу. Распрощавшись с Машей, я помчалась к Катьке. Успела я буквально в последнюю минуту. Катька уже поднималась со стула, собираясь войти в дверь. Увидев меня, она страшно обрадовалась.
— Я уж думала, что ты не появишься, — призналась она мне.
Войдя в приемную врача, мы увидели перед собой благообразного старика с зачесанными назад густыми, обильно тронутыми сединой
— О какой больной пойдет речь? — спросил он, перекладывая на столе карты больных.
— О Татьяне Рюриковой, — сказала Катька.
— Рюриковой? — удивился врач. — Не помню такой. Вы уверены, что именно я ее лечащий врач?
— Уверены, — решительно кивнули мы. — Правда, эта пациентка лечилась в вашей клинике в восемьдесят первом — восемьдесят втором году.
— Больше двадцати лет назад! — воскликнул врач. — Простите, но сейчас мне эта фамилия ничего не говорит. Вообще-то она мне действительно знакома, так что, вероятно, вы правы. И такая пациентка у меня была. Но я ничего не могу про нее вспомнить.
— Вот ее портрет, — сказала я. — Может быть, он вам поможет освежить память.
Врач настороженно посмотрел на меня, потом взялся за портрет.
— Да, — наконец признал он. — Это лицо мне знакомо. Подождите минутку, я попрошу сестру поискать и принести из архива карту этой больной. Тогда все окончательно встанет на свои места.
Пока медсестра ходила за картой Рюриковой, врач сосредоточенно изучал портрет Татьяны.
— Кажется, я ее вспомнил, — неожиданно сказал он нам. — С ней была еще странная история…
Но в этот момент вернулась медсестра с картой. И врач углубился в изучение записей. Наконец он оторвался от чтения и смущенно посмотрел на нас.
— Прежде всего, я хочу спросить, кем вы приходитесь Татьяне Рюриковой? — спросил он у нас.
Врать, что мы из милиции, было бесполезно. Поэтому мы рассказали врачу правду. О двух убийствах, об аресте Толи и о том, как нервно он реагирует на одно упоминание о своей жене.
— Это меняет дело, — сказал врач. — Пожалуй, я могу нарушить наши правила. И хотя вы не родственники и не милиция, я расскажу вам все, что знаю об этой женщине и истории, которая с ней случилась.
Врач наклонился поближе к нам, положив сцепленные руки на стол, и начал рассказ:
— Татьяна Рюрикова поступила к нам по заявлению ее мужа. Он утверждал, что после тяжелой психологической травмы, нанесенной его жене смертью обоих родителей, у его жены повредился рассудок. Вначале мне показалось, что он прав. Женщина не реагировала на окружающих, полностью уйдя в свой внутренний мир. Но постепенно я начал понимать, что эта реакция вызвана не столько смертью родителей, чему ей пришлось стать свидетельницей, а какой-то более глубокой причиной. Женщине требовалась не медикаментозная помощь. Ей был нужен психоаналитик.
— И вы ей нашли такого специалиста?
— Да, сначала я хотел работать с ней лично. Но потом понял, что специалист справится с задачей лучше.
— И как звали того специалиста?
— Максим Бурцев, — ответил врач. — Тогда он был молодой, но чрезвычайно одаренный специалист. Уже через месяц у пациентки наметился положительный сдвиг. А спустя полгода она была практически здорова. Адекватно реагировала на внешние раздражители. И муж сам попросил меня выписать его жену.
— А потом? — спросила я. — Вы ведь обязаны наблюдать своих пациентов еще некоторое время?