Мировая история и социальный интеллект
Шрифт:
удивлением, обнаружил: за последние сто лет либеральные
демократии не воевали между собою ни разу. Впоследствии
выявленная им закономерность легла в основу так называемой «теории
демократического мира», которой ныне придерживается подавляющее
большинство западных политиков. Вот, что, в частности, весьма
откровенно недавно заявил американский президент Джордж Буш-
младший: “Причиной, по которой я так сильно ратую за демократию,
является то, что
в то, что наш путь на Ближнем и Среднем Востоке – это
распространение демократии”. И надо сказать, слова не расходятся с
делом: только за последнее десятилетие при той или иной степени
поддержки (от молчаливого одобрения действий оппозиции по
свержению режима до прямой военной интервенции), были свергнуты
многолетние диктаторы и автократы в Ираке, Египте, Тунисе, Йемене и
Ливии, пошатнулись позиции авторитарных правителей Сирии и
России.
Помимо стремления к безопасности, политику Запада по
демократизации остального мира нередко объясняют и другими
мотивами. Совсем недавно франко-канадский философ и политолог
Жан-Батист Вильмер написал книгу под названием “Война во имя
человечности: убить или оставить умирать”, в которой он скрупулезно
анализирует сегодняшнюю политику Запада по демократизации мира,
ее правовые и моральные основания. В ней он утверждает, что
политика по демократизации на Ближнем Востоке обусловлена
эгоистичным интересами, в том числе, стремлением Запада к
энергетической безопасности – желанием избежать риска
энергетического шантажа в виде прекращения нефтяных поставок, а не
желанием защитить недовольное и взбунтовавшееся население от
расправы тирана. Углубляясь в историю, Вильмер доказывает на
конкретных примерах, что гуманитарные основания вмешательства
(защита населения) вовсе не изобретение последнего времени.
Имеются свидетельства, что еще 4000 лет назад в Древнем Китае
местные князья, стремясь к гегемонии, совершали, используя
гуманитарную риторику, интервенции практически по нынешнему
сценарию: критика творимых тираном бесчинств, возмущение, призывы
угнетаемых придти им на помощь и вторжение войск.
Когда часть угнетаемого тираном населения просит о помощи из
заграницы, то всегда существует известный конфликт между
патриотизмом, с одной стороны, и ненавистью к порочному строю, с
другой; между любовью к родине и любовью к добру и справедливости.
Этот конфликт (правда, несколько в ином свете) отмечался
классической политической философией, например, Аристотелем. Вот
что говорит об этом Лео Штраус: “В языке
родина, или нация, есть материя. Тогда как строй форма. Классики
придерживались того взгляда, что форма по достоинству выше
материи. Можно назвать этот взгляд «идеализмом». Практическое
значение этого идеализма заключено в том, что благо по своему
достоинству выше собственного или что наилучший строй важнее, чем
родина” (Л. Штраус. Что такое политическая философия. 1959).
Но наиболее фундаментальное политическое основание будущих
гуманитарных интервенций получило в политических теориях нового
времени, которые определяли легитимность политического режима
исходя из концепций «естественного права», «естественного закона»,
«общественного договора» и доктрины «неотчуждаемых прав
человека». Универсальность естественных прав во времени и
пространстве напрямую ведет к радикальному универсализму
легитимности соответствующих им политическому режиму и,
соответственно, нелегитимности всех прочих (хотя некоторые,
например, Бентам считали эти концепции и доктрины
бессодержательными риторическими метафорами).
На мой взгляд, все приведенные только что основания осуществления
Западом гуманитарных интервенций и политики «демократизации»
весьма поверхностны и неубедительны. «Теория демократического
мира», согласно которой либеральные демократии не воюют межу
собой – это, по сути лишь выявленная эмпирическая закономерность,
не имеющая под собою должного теоретического обоснования.
Действительно, в сущности, очень часто диктатура – это безопасность
за чужой счет; в глобальном мире всякий тиран – незваный и опасный
гость в вашем доме, но почему они появляются? Почему доктрина прав
человека не действует в огромном множестве стран?
Как я показал ранее, выбор нацией конкретного политического режима
в долгосрочной перспективе определяется социально-экономическим
максимумом и не зависит от воли отдельного лица или политической
группировки. При этом, как правило, в странах с низким уровнем
социального интеллекта населения этот максимум соответствует одной
из форм автократии, а в странах с высоким уровнем социального
интеллекта – демократическому правлению. При чем, что важно,
вместе с тем различные уровни социального интеллекта одновременно
порождают столь же различные этические системы; а, как мы уже
знаем, при высокой степени дифференциации этических систем
народов социальные издержки их сотрудничества по широкому спектру