Мистер Ивнинг
Шрифт:
РАССВЕТ
перев. Д. Волчека
Дело было вовсе не в том, что Тимми зарабатывал на жизнь, позируя нагишом для неприличных журналов. Нет, Тим, в основном, рекламировал одежду, и ему неплохо платили. Но один раз он снялся в трусах, и именно эта фотография попалась на глаза его отцу в Северной Каролине. Ну просто как назло! Конечно, отец решил, что существуют другие подобные
И вот папаша прикатил в Нью-Йорк из захолустья, где прожил всю свою жизнь. Население — четыреста человек: небось, считая покойников.
Папаша был нечто. Он заявился посреди ночи — точнее, когда первые лучи рассвета тронули небоскреб Эмпайр-стейт.
— Где Тимми? — спросил он, даже не поздоровавшись и не объяснив, кто он такой. (Я его узнал по фотографии, которую видел у Тима). Он пролез в гостиную, точно сыщик с отмычкой. — Ну, так где? — на этот раз он проорал свой вопрос.
— Мистер Жакуа, — отозвался я. — Он просто вышел ненадолго.
— Еще бы, — хмыкнул старик. — А где он спит, когда бывает дома? — он стал озираться, точно в поисках улик.
Я показал ему комнатку дальше по коридору. Он заглянул туда, осуждающе цокнул языком, поспешно вернулся в гостиную и уселся в большое кресло.
Из кармана на груди он извлек потрепанную вырезку.
— Видал такое? — он подманил меня рукой.
Это была реклама из журнала: Тим позировал в очень маленьких красных трусиках.
Не отвечая, я покраснел, а мистер Жакуа вперил в меня взор.
— Небось, в других местах еще такое есть, — произнес он гневно. — Ну-ка! — добавил он приказным тоном, когда я не ответил.
— Я в его дела нос не сую, — произнес я невпопад. И снова покраснел.
— Ну, если так, я тебя не виню, — произнес он примирительно. — Послушай, Фредди… ты же Фредди, верно, он ведь с тобой снимает квартиру? Слушай внимательно. Я хотел, чтобы Тим был адвокатом, зарабатывал хорошие деньги и остепенился, но он уже в 10 лет задумал стать актером. — Казалось, мистер Жакуа выступает перед большим собранием: он смотрел куда-то за окно моей квартирки. — На деньги, которые я ему посылал, можно было дать образование четырем ребятам. Я бы, наверное, даже вытерпел, если б у него получилось в театре. Но где роли, которые он должен был найти? Скажи мне! — старик отвернулся от окна и посмотрел на меня. — У него не получилось, — с этими словами он гневно взглянул на рекламу трусов.
— Но у Тима были неплохие роли, мистер Жакуа. Даже на Бродвее, — я начал оправдываться, но был так сбит с толку грубостью и бесчувственностью этого человека, что, в конце концов, решил просто смотреть на него, как на скомороха.
— Где-то развинтилась гайка, — он проигнорировал мое сообщение об актерских достижениях Тима. — Я приехал забрать его домой, Фредди.
Теперь он глядел очень печально, словно, изучив меня, все наконец-то понял: и про рекламу трусов, и про
— Слушай сюда. У нас дома все видели эту рекламу, — он ткнул пальцем в вырезку. — Чертова штука была в цирюльне, потом оказалась в бильярдной, в кабинете зубного врача и бог знает где еще: может, дошла до воскресной школы и церкви.
— Ну, за нее хорошо заплатили, мистер Жакуа.
— Хорошо заплатили, — повторил он, и тут я вспомнил, что он работает адвокатом. — Ну еще бы, — он ухмыльнулся, словно, поразмыслив, решил дать мне отвод как свидетелю.
— Актером быть очень сложно, мистер Жакуа, — прервал я молчание. — Знаю, потому что я сам актер. Понимаете, серьезного театра больше нет.
— А кофе у тебя имеется, Фредди? — спросил он после долгого молчания.
— Я сварил кофе на завтрак, сэр. Налить вам?
— Да, это было бы кстати. — Он свернул рекламу красных трусов и спрятал в карман до следующего раза.
— А еще больше мне бы хотелось, — сказал он, пригубив мой крепкий напиток, — так это, если позволишь, прилечь на его кровати и подождать, когда он придет.
Мистер Жакуа не стал дожидаться моего согласия: он немедленно отправился в спальню и энергично захлопнул дверь.
* * *
— Тут твой отец, — сообщил я Тимми, когда тот появился в дверях.
— Нет, — простонал Тим. Он сделался смертельно бледен, почти позеленел.
— Лежит на твоей кровати, — уточнил я.
— Ох, Фредди, — сказал он. — Я боялся, что рано или поздно это случится… Чего ему нужно?
— Ну, он видел тебя на этой рекламе трусов.
Гримаса, появившаяся на лице Тима, походила на улыбку умирающего человека, которого я однажды видел: его застрелили на улице. Я отвел взгляд.
— Он рассчитывает, что ты поедешь с ним домой, Тимми, — предупредил я.
— Боже всемогущий! — Он опустился в кресло, взял чашку с кофе, которую оставил его отец и глотнул. Настал мой черед кисло улыбаться.
Тим просто сидел так с час или больше. Я делал вид, что убираю нашу квартиру, но при этом поглядывал на него очень часто, и вид его меня тревожил.
Затем внезапно, точно по сигналу суфлера, он поднялся, расправил плечи, что-то пробормотал и, не сказав мне ни слова и даже не взглянув на меня, подошел к двери спальни, распахнул ее и вошел.
Поначалу голоса были еле слышны, почти шепот, затем они выросли до головокружительного крика; доносились проклятья и грохот — все, как обычно в домашних ссорах. Потом настала тишина, и в этой тишине я слышал, как плачет Тим. За три года, которые мы прожили вместе, я ни разу не видел, чтобы он плакал. Я ужасно огорчился. Он плакал, как маленький мальчик.
Я сел, потрясенный, точно мой собственный отец вернулся с того света и указал мне на все мои недостатки и неудачи — и актерские, и человеческие.