Мистер Кэвендиш, я полагаю..
Шрифт:
Поморгав, чтобы сфокусировать зрение, Амелия снова посмотрела через улицу на человека, на которого обратила внимание сестры.
Это не мог быть Уиндхэм. Мужчина действительно был похож на ее жениха, но был каким–то … как это говорится…
Взъерошенным.
А еще он выглядел как–то добрее.
— Он пьян? – Спросила Милли.
— Это не Уиндхэм, — уверенно сказала Амелия. Потому что Уиндхэм всегда твердо держался на ногах.
— Я думаю…
— Это не он. –
Милли секунд пять помолчала:
— Мы должны сказать маме.
— Мы не должны говорить маме, — прошипела Амелия, резко повернулась к сестре и схватила ее за руку.
— Ой, Эми, мне больно!
Амелия неохотно ослабила хватку:
— Послушай меня, Милли. Ты не скажешь матери ни слова. Ни – сло – ва. Ты меня поняла?
Глаза Милли округлились:
— Значит, ты думаешь, что это все–таки Уиндхэм.
Амелия сглотнула, не зная, что делать. Похоже, это действительно он. И если это так, она обязана помочь ему. Или спрятать его. Она чувствовала, что он предпочел бы последнее.
— Амелия, — прошептала Милли. Амелия старалась не обращать на нее внимания. Она должна была подумать. – Что ты собираешься делать?
— Помолчи, — сердито шикнула Амелия. У нее было немного времени, чтобы разобраться с тем, как быть дальше. Ее мать могла выйти из магазина одежды в любую секунду, и, Господи, она даже думать не хотела о том, какая за этим последует сцена.
В этот момент мужчина на другой стороне улицы повернул голову и посмотрел на нее. Он несколько раз моргнул, словно старался вспомнить ее. Он пошатнулся, выпрямился, снова пошатнулся и, наконец, прислонился к каменной стене, зевая и потирая глаза.
— Милли, — медленно произнесла Амелия, до сих пор смотревшая на Уиндхэма и теперь полностью уверенная в том, что это он, и повернулась к сестре. – Ты умеешь лгать?
Глаза Милли заблестели в предвкушении чего–то интересного:
— Как никто.
— Скажи матери, что я увидела Грейс Эверсли.
— Подругу Элизабет?
— Она и моя подруга.
— Но она ведь больше с Элизабет…
— Неважно, чья она подруга, — перебила Амелия. – Просто скажи ей, что я встретила Грейс, и она опять пригласила меня в Белгрейв.
Милли поморгала (прямо как сова, подумалось Амелии) и сказала:
— Прямо с утра?
— Милли!
— Я просто пытаюсь удостовериться, что наша история правдоподобна.
— Ладно. Да, прямо с утра. – Было, конечно, рановато для визитов, но Амелия не видела другого выхода. – Тебе не придется ничего объяснять. Мама покудахчет, скажет что–нибудь вроде «это любопытно», и на этом все и закончится.
— И ты обираешься бросить меня прямо здесь, посреди улицы?
— Не пропадешь.
— Я знаю, — Милли отступила, — но у мамы возникнут
Черт возьми, она терпеть не могла, когда Милли была права. Они вышли купить сладостей и должны были вернуться вместе. Милли было семнадцать, и она вполне могла сама пройти три магазина, но мама всегда говорила, что благородные молодые леди никуда не ходят одни.
Леди Кроулэнд не пришла в восторг, когда Амелия спросила, есть ли там туалет – благородные молодые леди не употребляли таких слов, как «туалет».
Амелия быстро оглянулась. Солнце светило прямо в окно галантерейного магазина, и из–за яркого отражающегося света что–либо увидеть внутри было невозможно.
— Я думаю, она до сих пор в примерочной, — сказала Милли. – Она собиралась подобрать три разных платья.
Что означало, что она примерит не меньше восьми, однако они не могли полностью рассчитывать на это. Амелия быстро подумала и сказала Милли:
— Скажи ей, что Грейс была вынуждена ехать немедленно, и у меня просто не было времени самой предупредить о том, что планы изменились. Скажи, что у Грейс не было выбора. Она была срочно нужна вдове
— Вдове, — кивая, повторила Милли. Все они хорошо знали вдову.
— Мама не будет возражать, — заверила ее Амелия. – Я уверена, она будет даже рада. Она постоянно пытается отослать меня в Белгрейв. А теперь иди. – Она слегка подтолкнула сестру, но передумала и потянула ее назад. – Нет, подожди. Не сейчас. – Милли сердито посмотрела на нее. – Дай мне минуту, чтобы увести его подальше.
— Чтобы самой уйти подальше, — дерзко сказала Милли.
Амелия сдержала желание хорошенько встряхнуть сестру и вместо этого одарила ее тяжелым взглядом:
— Ты можешь сделать это?
— Разумеется, — Милли явно не понравилось, что она вообще спросила об этом.
— Хорошо, — Амелия коротко кивнула, — Спасибо. – Она сделала шаг, а затем добавила: — И не смотри.
— Вот теперь ты просишь слишком многого, — предупредила ее Милли.
Амелия решила, что нет смысла возражать. Если бы она была на месте Милли, то точно не упустила бы возможности понаблюдать за происходящим.
— Ладно, только никому не говори.
— Даже Элизабет?
— Никому.
Милли кивнула, и Амелия знала, что может ей доверять. Элизабет не могла держать рот на замке, но Милли (если у нее была особая причина для этого) – могила. И поскольку Амелия была единственным человеком, которому было известно, как именно вся коллекция фирменных сигар графа Кроулэнда оказалась залитой водой из чайника (ее мать терпеть не могла сигар, а потому решила, что ей необязательно докапываться до личности преступника)… Ну, скажем, у Милли была весьма весомая причина держать язык за зубами.