Миткалевая метель
Шрифт:
Той порой Корней с Филиппом отца журят:
— Вот доверили нашему простофиле товар, а он и сам вместе с добром пропал. Ни духу ни слуху все лето…
Горюет и отец: что же случилось с Иваном?..
Когда самого последнего бобыля на Волге Иван в хорошую рубашку одел, стал домой собираться.
А под Нижним Новгородом все три обиженных губернатора встретились: новгородский, ярославский и костромской. Полонить дерзкого купца хотят. Поперек всей реки от берега до берега стоят лодки со стражниками. Ружья и сабли
Плывет Иван с понизовья. Ветер в парусах шумит, на узорах солнце играет.
— Стой! Сажай на якорь! — приказывают ему.
Может, пропадать бы Ивану… Но тут волна всколыхнулась, белая лебедь встрепенулась. Корабля как и не бывало. Плывет он в узорной веретенице, на низеньком сиденьице, веретенами гребет, куделью парусит.
— Все равно не пропустим! Не уйдешь теперь! — угрожают ему.
Видит Иван — дело плохо. Отомстят ему губернаторы, загубят. Тут встал он в веретенице да как гаркнет изо всех сил:
— Люди добрые, я для вас ничего не жалел! А теперь вы мне помогите чем можете!
Не зря молвится: как народу аукнешься, так народ и откликнется. Не пропала даром забота Ивана о простых людях. Тут весь мастеровой люд хлынул к берегу, и начали воду из Волги черпать: кто ведром, кто котелком, а кто картузом, а то и просто пригоршнями.
И не заметили, как обмелело русло. Все губернаторовы лодки и парусники на мель сели. А Иван по мелкому ручейку прошмыгнул на узорной веретенице… Подальше отплыл — снова поднял паруса. С попутным ветром подплывает к Кинешме.
Сошел на берег, чихнул, пряслицу в воду окунул… Положил веретеницу в короб — и домой. По пути не забыл зайти к лесной деве. Как же, отчитаться надо!
— Всех одарил, всех одел!
— Знаю, Иван. Спасибо тебе. Теперь домой ступай.
Дома отец встречает Ивана у порога:
— С барышом или с накладом, сынок?
— С радостью, — отвечает Иван.
— Где ты столько времени пропадал, беззаботная голова? На чем теперь ткать станешь? Тут у нас, пока ты гулял, за подати твой станок отняли, — жалуются братья. — Что ты только делал целое лето!
— Кривду искоренял. Товары бедным людям раздавал. А ткать я найду на чем, — не горюет Иван.
— Эх ты, простофиля, о себе не заботишься! Вон, говорят, один ходил полотна продавать, на выручку целый корабль себе купил, в море за товарами уплыл, — пеняет Корней.
— Ничего нет удивительного, братцы. Я на этом корабле плавал, только не по морю, а поближе… Благодарность от народа получил, — заявляет Иван.
— Ты, Иванка, еще хуже стал. Тебе дело говорят! — ропщет Филипп.«— Если бы мне так посчастливилось, я на выручку поставил бы свой полотняный завод.
— Ну, и стал бы твой завод только людям перевод, — говорит Иван. — Вот так уж радость…
— А тебе какая же радость нужна?
— Вот какая — самая большая!
Вынимает тут Иван узорную веретеницу с челноками,
— Простофиля ты, простофиля, все полотна за такую пустяковину отдал?
А на узорную веретеницу и глядеть не хотят. Мол, у нас челноков с веретенами и без того много.
Братья норовят Ивана из избы выгнать. И заварилась в тот день такая ссора промеж братьев — водой не разлить, не разнять. Не хотят Корней и Филипп больше и единого дня жить вместе с Иваном. Делиться — да и только.
Уговаривал их отец, а они не послушались. Поделили все на три пая. На долю Ивана пала эта узорная веретеница. Братья построили себе по избенке за оврагом. Иван с отцом в старой избе остались.
Сначала старшой переманил к себе отца: живи, мол, у меня, а то Иван нерадивый тебя голодом заморит. Перешел Вахрамей попытать хваленых пирогов. Году не пожил — надоел Корнею. Не тут сел, не по той половице прошел, много съел…
Филипп отца к себе зовет:
— Приходи ко мне, не обижу.
Через год и Филиппу надоел старик. Пришлось к Ивану проситься:
— Приюти, сынок, ради бога!
— Так что ж, полезай на печку да полеживай на здоровье.
Снова Иван с отцом стали жить вместе. Отец привык все время что-нибудь да делать. Лежит на печи, ощупью кудель тянет, тонко прядет. На столе сырая картошина, в нее воткнута лучина — девичья кручина. За станом Иван сидит, свое дело привычное правит.
Вскоре барин такой оброк закатил с ткачей, хоть себя закладывай. Тужат ткачи, а Корней с Филиппом больше всех. Иван говорит им:
— Ладно, попрошу-ка я узорную веретеницу. Не поможет ли еще разок.
И на этот раз не оставила его веретеница.
Пришел срок — у него в избе столько всего наткано, что всем хватит заплатить подати.
Не успели подать отдать — новая беда: все село погорело. Осталась только одна Вахрамеева старая избушка И тут узорная веретеница выручила: всех одела как умела.
Полотна Иван раздает, ни копейки ни с кого не берет. Не жадничает. Зато куда Иван ни поедет, куда ни пойдет — везде ему почет и уважение от простых людей.
Собрались братья сходить к Ивану помириться навсегда, забыли про свою спесь. Иван рад братьям. Если с добрым словом пришли — и встреча добрая. Дружно-то — не грузно, а врозь — хоть брось.
Снова братья стали жить сообща, от одного каравая резать ломоть.
Остался слушок надолго, что будто по тому ткачу Ивану и село-то стали звать Ивановом. А потом из этого села большой фабричный город вырос. Но об этом в другой раз, на этом и кончим сказ.
Да! Еще вот что: может, весь секретец-то не в узорной веретенице и дареной кудели, а, скорее всего, в самом человеке, в его деле. Вот в эту-то сторону и поглядывай.