Миткалевая метель
Шрифт:
Скоренько вывела она Митряшку на высокую гору, в старый бор. Отсюда видны все ее владенья. Говорит пареньку Горностайка, что она добрая рукодельница: что спрядет, что соткет — простым людям впрок идет.
— Слышала я, что ты уже хороший мастер у себя в шпульной. Не поможешь ли мне? Я ради твоего умельства сослужу тебе службу немалую. Старая бездельница-метель вчера здесь шла, всю мою пряжу спутала. Помоги мне ее распутать да навить на шпульки.
Удивился Митряшка: не сугроб лежит, а мотки пряжи. И верно: все-то перепутаны, кончика не найдешь. Без уменья-то не знаешь, за какую ниточку взяться. Тут луна выглянула. Совсем погода стихла. Митряшка вынул ножичек-складничок, быстро выстрогал из крушины цевки 40
40
Цевка — деревянная или картонная трубочка, на которую наматывается пряжа.
41
Талька — моток пряжи. Куфта — большой моток пряжи, в который входило обычно десять талек.
Возможно, что Горностайка устроила проверку молодому мастеру: дескать, дело свое любит ли, не таит ли мастерство от других.
Как Митряшка дело наладил, Горностайка к нему с благодарностью:
— Спасибо, я теперь и сама доделаю. Хоть зипун на тебе худой, зато ты мастер большой.
Митряшка беспокоится: не поспеет он теперь к своему часу на фабрику. А что, как за ворота вытурят?
Горностайка словно глянула ему в душу:
— Эй, помощнички-рукодельнички, полно вам спать, пора зарю встречать!
За снегами чуть-чуть забрезжила полоска алая. Прилетел дятел-набойщик в оранжевой жилетке. Сел на дубок, заколотил в колотушку. Вылез из-под сосны у ручья старый плотник-бобер, стал точить топор. Синица-танцовщица, хвост половничком, зачирикала в кустах Все помощники явились. Говорит Горностайка:
— За твое доброе мастерство, Митряшка, вот тебе две шпульки с моей пряжей. Когда придет трудная минута, вставь эту цевку в челнок, челнок сам летать станет, а мотальное колесо само пойдет. Знаю, ты хочешь кататься на расписной кобылке. За твое доброе мастерство Бобер Бобрович даст тебе полозок-поскользок, поедешь ты на нем до своей фабрики…
Не успела сказать Горностайка — полозок-поскользок сам подъехал к Митряшке. Да полозок-то какой — лучше расписной кобылки: есть и сиденьице, есть и куда ноги поставить.
— А ну, дятел, пока заря не расцвела, окунись в снег, засвети свою жилетку и лети над моим следом, коротким путем, все с горы, все с горы, прямо к фабрике!.. Счастливый путь, Митряшка!
Запорхал дятел над кусточками, под сосенками, под елочками. Жилетка атласная светится на нем золотым фонариком. Горностайкин след на снегу лежит до самой фабрики.
Катит, летит Митряшка на полозке, аж дыханье захватывает. Сердечко так и прыгает в груди от удовольствия. Мимо пней, мимо кусточков, через коряжины, через валежины перелетает полозок по воздуху, а следа Горностайкина не теряет. Дятел путь указывает.
Что за полозок-самокат! Попал в беду парень, а беда-то, гляди, счастьем легла за пазуху. На таком-то полозу Садофий-купец никогда не ездил, да и не приведется ему.
Весело Митряшке, веселей, чем на масленице. У волка под самым носом проскочил полозок. «Гам!» — щелкнул волк зубами, а уж Митряшка за полверсты. Лисице-куме по пушистому хвосту прокатил, заяц взапуски с ним пустился — и того перегнал.
За полозком облачком стелется белая метелица, веселая, миткалевая. На снегу море розовых искорок. Купецкую тройку позади оставил Митряшка, из-под полозка брызнул снег в глаза купцам, посыпался за енотовы воротники. У молодицы под коромыслом, словно ветер, прошумел полозок; задел Митряшка шапкой за ведро — закачалося.
— Ах ты, катучий колобок! — вскрикнула молодица.
А
Мимо деревенских ткацких, под низкими окнами в пригороде прокатил Митряшка. Девушки-ткачихи глянули в окна, а уж полозок-поскользок далеко, на горе.
Катит Митряшка и песенку распевает, ту самую, что в веселый час отец певал на праздниках или когда летом с фабрики идут:
У батюшки, у матушки Хороши больно ребятушки: Не лежат на печи, Все фабричники-ткачи! Как на фабрику пойдут, Звонко песню запоют Про калинушку, Про малинушку, Про московски калачи. Что за парни, за ткачи! А как с фабрики идут, Не гуторят, не поют Про калинушку, Про малинушку, — Ломит спину, ломит грудь, Так и хочется уснуть. У батюшки, у матушки Хороши больно ребятушки!У самых железных ворот остановился полозок. Минута в минуту поспел Митряшка в мотальную. Ждут его и машинка, и шпульки, и порожняя боронка. Заглянул в ткацкую, где пара отцовских станков стояла. Отца нет еще. Где он? Опять опоздал — теперь от хозяина не открестишься. Чего доброго, выгонят отца с фабрики, а все через кого? Через Митряшку: он свалился с салазок.
Обмер Митряшка, как увидел, что Садофий ведет к Патрикеевой паре незнакомого ткача.
— Посмотрю еще, ткать умеешь ли. Заступай, пускай станки. Больно у лентяя Патрикея масленица широка. Теперь будет знать. Походит без шапки по конторам, покланяется.
Ушел хозяин. Глядит Митряшка издалека: не тут-то было — как ни старается новый-то работник, но станки отцовы пустить не может. Позвали мастера, и мастер-то не может. Другого ткача от ворот привел Садофий, а у того еще хуже. Что за притча такая? Садофий и мастер не поймут. «Какую-нибудь гаечку унес с собой Патрикей», — решил Садофий. Так и оставили станки.
Как ушли от станков, Митряшка шмыгнул к ним, вставил шпульку дареную — и начал станок сам работать, сам челнок летает. Митряшка — к своей машинке. И колесо-то у него само вертится. Сама пряжа ровненько наматывается на шпульки. За отцовой парой он зорко приглядывает; как початок 42 сходит, подбежит к шпульке, сменит, сам опять к своей мотальной машине. И там и тут — дело-то идет, да, гляди-ка, получше, чем у других. У отца на миткале ни подплетины, ни проточины 43 , у Митряшки на нитке ни узелка, ни сукрутинки.
42
Початок — уточные (поперечные) нити, навитые на шпулю, которая вкладывается в челнок.
43
Подплетины, проточины — вид брака на ткани.
Патрикей, ног не чуя, бежит к воротам прямо с санками и сундучком. Из конторы навстречу ему Садофий в волчьем тулупе, в шапке-ермолке, как у благочинного.
— Эй ты, пьяница разгульная, постой! — кричит Садофий. — Ты чего станки поломал?
— Я не ломал, — ничего не понимает Патрикей.
— Как не ломал? Пойдем, я тебя носом ткну.
Пошли. У Садофия после обжорной купеческой-то масленицы еще хмельной мутью свет застилается. Встал он, как баран около новых ворот, и не поймет ничего: оба станка Патрикеевы ткут; на навивалках больше, чем у других ткачей.