Младший брат
Шрифт:
–Понятно. А товарищ Багрянский сказал тебе, что твой муж арестован?
–Сказал. Сказал, что его взяли по анонимному доносу, что он готовил заговор против товарища Сталина, анекдоты про него рассказывал. И будто бы, у него нашли чертёж какой-то бомбы. Но это все неправда, неправда, я не верю этому. Он не мог. Петя всегда, слышите, всегда уважал товарища Сталина и верил, что будущее за коммунизмом.
При последних словах женщина выпрямилась и закрыла лицо руками.
–Ну ладно, будем надеяться, что разберутся. А сейчас я обрисую тебе твое положение. Твой муж-враг народа. Если ты не согласна с этим,
–А можно, я здесь останусь?
–Нет, милочка, нет. Единственное, что я могу для тебя сделать, это отвезти обратно в город.
–Я не поеду.
–Тебя будут искать. Иди с глаз долой.
Женщина направилась к двери, держа ребенка за руку.
–Постой, – окликнул её председатель, – что это у тебя на голове?
–Шляпа.
–А теплые вещи с собой взяла?
–Нет.
–Деньги есть?
–Немного.
–Тогда поспрашивай у местных женщин вязаные вещи. Все, иди. Без тебя забот хватает.
Чуть позже выглянув в небольшое, размером с форточку, оконце, увидел её, рядом со стариком по имени Толеутай-ата. А сейчас на дворе конец ноября.
– Ну допустим, Зина, – стукнул Василий Петрович кулаком по столу так, что женщина вздрогнула, – врагам народа мы помогать не будем, но семье Базарбаевых, которые усыновили ребенка-сироту, мы должны же как-то помочь, а?
–Ну да, – неуверенно согласилась с ним Зинаида, – им можно. Я видела его, уже по-казакски хорошо понимает и говорит немного. Вот что значит, дети. Я столько здесь живу, не могу выучить. Сложный язык. А знаете, как они его назвали?
–Нет.
–Женис. На русский переводится как победа, представляете?
–Ай, какие молодцы, а сколько у них, у самих, детей было?
–Пятеро, один умер, теперь, вот, снова пятеро.
–Итак, решено, увеличим им пайку. Глядишь, пацан выживет и в люди выбьется.
Глава 2. Асар
За работой Багрянский не заметил, как почернело небо, в окна заглядывала беззвездная темень. Он уже битый час составлял докладную на имя помощника областного прокурора по Карагандинской области, товарищу Закитовой.
«Довожу до вашего сведения о том, что восьмого и девятого ноября тысяча девятьсот сорок первого года, в связи с болезнью уборщицы клуба шахты номер два имени Горького, помещение не отапливалось. В помещении были размещены сто шестьдесят восемь женщин и детей, членов семьи младшего и старшего комсостава РККА, эвакуированные из Тулы.
Руководство шахты номер два ни восьмого, ни девятого не приняло никаких мер к отоплению помещения и когда я, как начальник эвакопункта обратился к заведующему шахтой номер два, товарищу Баширову с требованием на основании решения, он не принял
Мною и комендантом эвакопункта был составлен акт в том, что восьмого ноября тысяча девятьсот сорок первого года в два часа на станцию Караганда угольная прибыло два вагона с эвакуированными, бывшими работниками Тикалевской школы номер пять, Ленинградской области, в количестве шестьдесят четыре человека.
На предложение выгрузиться и занять помещение клуба первого отделения милиции города Караганды, товарищ Баширов ответил отказом и оставил всех прибывших на ночлег в вагонах, а выгрузку людей из вагонов произвел только на следующий день, девятого ноября тысяча девятьсот сорок первого года с восьми до двенадцати часов дня. Кроме того, из разговора с товарищем Башировым, я установил что последний имеет намерения использовать клуб шахты номер два, без моего согласия для размещения, прибывающих по эвакуации, шахтеров Донбасса и их семей, без соответствующей предварительной санобработки, против чего я категорически возражаю и прошу принять соответствующие меры воздействия на Баширова, дезорганизовывающего работу эвакопункта исполкома облсовета депутатов трудящихся.»
Приписал должность и фамилию в конце докладной.
–Так, товарищ Шарипов, чего-то у меня пальцы болят, давай я тебе продиктую, пиши.
–Слушаю.
–Начальнику станции Караганда угольная, товарищу Ермолаеву. В соответствии с указанием товарища Костенко прошу вагон, номер восемьсот шесть триста три, с эвакуированными, в количестве шестидесяти человек транспортировать в адрес Карлага НКВД, на станцию Карабас. Начальник эвакопункта, дальше сам знаешь. Написал, покажи?
Помощник протянул ему листок бумаги.
–Что ты тут написал, Шарипов, не разобрать, что за почерк у тебя? – Ворчал Багрянский, прекрасно понимая, что у него почерк не лучше.
–А зачем вы Яхину отпустили? Я, как она, красиво писать не могу.
–Как было не отпустить, вот она в заявлении черным по белому написала, так мол и так. Уезжаю в Петропавловск к родственникам, так как получаемой зарплаты мне не хватает, прожить семьей в зимнее время, ни топлива, ни овощных продуктов. Как же не отпустить, а?
–Жалко, а то теперь, вся писанина на нас.
–А что касаемо красивого почерка, я тебе сейчас покажу, – начальник эвакопункта начал рыться в одной из папок, перебирая листочки разной формы, – а, вот, нашёл. Смотри, Шарипов, какие завитушки и кренделя вокруг каждой буквы. Каков, а, товарищ Грибок? А ведь, не из интеллигентных, сын простого землепашца. Такую каллиграфию в музее показывать надо.
–Ойпырмай, ни одна машина так не напечатает, – зацокал языком Шарипов.
А потом, внимательно приглядевшись к начальнику, неуверенно предположил.
–Что-то вы, Николай Гаврилович, без настроения, это из-за старика этого Кузнецова, кажется?
–Да не в нем дело, – вздохнул Багрянский, – просто жизнь эта волчья, война эта. Ничего нет хуже войны, а как хорошо было в юности, я же родом из Уральска, места у нас красивые. И понятно, когда люди от пуль и гранат погибают, понимаешь, а когда вот так… От голода. И это я, ведь, на смерть их посылаю, баб и детишек, на голодную смерть, в никуда…
–Но вы ведь не виноваты, – начал запальчиво Шарипов, но Багрянский остановил его жестом.