Многогранники

Способина Наталья

Волков тут же умчался, Роман даже не успел его поблагодарить. Очень хотелось сесть на землю и закрыть лицо руками, но он понимал, что, сделай он так, подняться потом не сможет. Порезы на руках щипало, бок, которым его вдавили в край оконного проема, пока вытаскивали из машины Ляльку, тупо ныл, а еще ему стоило бы снять линзы, потому что раздраженные дымом глаза нещадно жгло. Но сил хватало лишь на то, чтобы удерживать тело в вертикальном положении. Пытаясь унять скачущее в горле сердце, он стоял на обочине, на безопасном расстоянии от «форда», и смотрел, как тот горит. Это было совсем не так, как показывают в фильмах. Страшнее.

Вдруг в поле его зрения попала фигура, стоявшая слишком

близко к «форду». Роману понадобилось несколько секунд, чтобы узнать Машу. Откуда в нем взялись силы сорваться с места, Роман не понял. Он схватил Машу за руку и потащил прочь по обочине. Кто-то закричал, что сейчас рванет, и Роман, повалив Машу на землю, рухнул на нее, в последний момент выставив локти, чтобы ее не раздавить. В левом локте что-то противно хрустнуло, и он еле сдержал стон. А потом Маша укрыла его голову руками, и от осознания того, что все почти закончилось, Роману стало так хорошо, что захотелось расплакаться. Но Маша посмотрела ему в глаза, сказала, чтобы он улетал в Лондон прямо завтра, и заплакала сама, и в нем откуда-то снова нашлись силы ее утешить. Усадив Машу к себе на колени, Роман вдруг с пугающей очевидностью понял, что не может ее оставить. Неловкость от нахождения внутри этого эмоционального треугольника оказалась ничтожной по сравнению со страхом от осознания того, что Маша могла погибнуть. Его Маши могло не стать. Роман больше не хотел ни о ком думать: ни об Ирине Петровне, ни об отце… Черт, да он даже о Волкове сейчас не хотел думать, потому что Маша, живая и настоящая, сидела на его коленях и всхлипывала ему в шею. Наверное, именно в эту минуту Роман все для себя решил. И он был настолько в этом решении уверен, что даже вновь обступившая их реальность больше не могла на него повлиять.

Волковы выглядели пугающе. И дело было не в скотче, обмотанном вокруг Лялькиных запястий. Самым страшным было то, что Лялька молчала. И Димка молчал. Только плакал. От вида этой сцены у Романа внутри все перевернулось. Он попытался разговорить Ляльку, но та была такой безжизненной и потерянной, что ничего не вышло. Стараясь не смотреть на слезы Волкова, он снова и снова обращался к Ляльке, надеясь, что сможет ее вытащить. Ведь раньше же получалось! Но минуты текли одна за другой, а Лялька не издавала ни звука. От этого что-то мерзко дрожало в животе. Спасало ситуацию только Машино присутствие. Во всяком случае, Роман точно знал, что при ней не позволит себе позорно разреветься. А это сейчас было особенно важно. Должен же кто-то из них быть сильным. Но, когда Лялька бросилась ему на шею и Роман обнял ее и Димку, он на миг забыл о существовании Маши и о том, что реветь стыдно. К счастью, именно в этот момент позвонил отец, и стало не до сантиментов.

Голос отца дрожал и от этого казался совсем незнакомым. Роман бросился уверять, что с ним все в порядке, что он всего лишь поцарапал руки, зачем-то пряча свободную от телефона руку за спину, будто отец мог ее увидеть, а потом замолчал, собираясь с духом, чтобы сказать про машину.

Отец воспользовался паузой и едва слышно спросил:

— Рома, скажи, ты цел?

— Да, конечно, — откликнулся Роман.

— Рома, давай без твоих «да, конечно»!

— Пап, я в порядке, — зашептал Роман в телефон. — Я твою машину разбил.

— Рома, ты цел? — повторил отец, будто и не слышал слов Романа.

— Да!

— А Димка?

— И Димка, и Лялька. Тут такое дело…

— Рома, вы кого-то угробили?

— Пап, я не знаю, — честно ответил Роман. — Там Димкин водитель пострадал, но он… Пап, он, короче, Ляльку украл. Скотчем ей руки смотал и…

— Андрей?

Роман кивнул, а потом, спохватившись, добавил:

— Да, он. И еще я машину разбил. Твою. Новую.

— Рома, хрен

с ней, с машиной, слышишь?

— Слышу, — ответил Роман, понимая, что никогда не слышал, чтобы отец говорил таким странным тоном. — Пап, ты в порядке?

— Я? Рома, я в офигенном порядке. Ничего не подписывай. Сейчас тебе позвонит Виктор Фёдорович, адвокат. Делай все, что он скажет.

— Пап, я правда только скорость превысил. Больше ничего.

— Ты не пил?

— Нет, конечно! — воскликнул Роман.

— Все-все, успокойся, — голос отца стал обычным. — Потом разберемся. Пока не подписывай ничего. И Димке скажи. Сергею сообщать будем?

— Я спрошу у Димки. Но, думаю, он не захочет.

— Я тоже думаю, что не стоит парня дергать.

Заметив Машу рядом с полицейским, он рванул туда, опасаясь, что она что-нибудь сболтнет. Хоть они и не успели обсудить это с Димкой и с отцом, Роман был на сто процентов уверен, что Волковы не захотят обнародовать историю с похищением. Зачем нужен лишний скандал? К счастью, Маша успела лишь представиться стражу правопорядка.

Роман очень надеялся, что он выглядит уверенным и спокойным, разговаривая с полицейским. Внутри у него при этом все замирало от ужаса, а в голове звучал голос отца о том, что все проблемы Романа — от его слабости и бесхарактерности. Звонок адвоката пришелся как нельзя кстати, но, услышав в трубке резкое: «Трубку гайцу дай», — Роман понял, что обрадовался рано. Пренебрежение в голосе адвоката вернуло Роману привычное уже в последнее время ощущение собственной ничтожности. Наверное, поэтому он и не сообразил, что предлагать деньги мужчине, помогавшему вытащить Ляльку, — не лучшая идея. Нужно было как-то тактичнее. Ведь он на самом деле не хотел его обижать. Но его прямота, увы, вновь сыграла с ним злую шутку. Был бы на его месте Волков, все было бы иначе. Вот кто мог разрулить любую ситуацию и всем в итоге понравиться.

Впрочем, долго упиваться собственной никчемностью Роману не пришлось: полицейский сунул ему под локоть телефон.

— Так, слушай внимательно, — раздался в трубке голос адвоката. — Делаешь фото схемы ДТП, фото своей и второй машины. Ничего не подписываешь. Я уже еду. Буду через двадцать две минуты. Лишнего не болтай. Ты что-нибудь употреблял?

— Нет, конечно! — возмущенно воскликнул Роман, хотя обещал себе сдерживаться, несмотря на то что от тона адвоката его коробило.

— Отлично. Тогда от освидетельствования лучше не отказывайся. Теперь дай мне Дмитрия.

Полицейский глядел на Романа с подозрением. Это нервировало. Маша стояла рядом и тоже смотрела, только не с подозрением, а с такими сочувствием и тревогой, что Роман невольно улыбнулся и протянул ей трубку:

— Отнеси, пожалуйста, Волкову.

Маша кивнула и, бросив нервный взгляд на полицейского, пошла к Волкову. Роману иррационально хотелось смотреть на нее не отворачиваясь. Будто она могла исчезнуть. Но Смирнов без особой надежды спросил: «В трубочку дышать будем?» — и Роман ответил: «Разумеется».

В трубочку он дышал в первый раз. Смирнов посмотрел на дисплей, потом спросил, не принимает ли Роман каких-либо лекарств. Роман назвал препарат, который принимает, и, наученный опытом, тут же пояснил:

— Мне его в Лондоне выписывали. Как он называется на русском, я не знаю.

Дальше они осматривали место ДТП. Роман все фотографировал и очень боялся сделать что-то не так. Он не вчера родился и понимал, что вопрос по-любому будет решен в его пользу, но подставлять отца еще сильнее не хотелось, поэтому Роман максимально осторожно рассказывал о самом ДТП. Сказал, что при заходе на поворот «форд» притерся к их боку, и Роман потерял управление, на что Смирнов, отвлекшись от разглядывания останков машины Андрея, спросил: