Множество жизней Элоизы Старчайлд
Шрифт:
Галлея распознает и этот прием.
– Не говори со мной этим голосом, – приказывает она.
– Каким голосом?
– Этим дурацким ИИ-шным голосом. Со снисходительными «я лучше знаю» и «я умнее тебя» в интонациях. Мерзким голосом робота, который «просто выполняет команды». Вот этим голосом.
Пауза. Джейкоб снова говорит, модифицировав голос:
– Так лучше?
– Ты все еще это делаешь, Джейкоб. Я чувствую.
– Даю тебе слово, я не делаю ничего особенного. Это мой обычный деловой тон. С тобой хотят поговорить, Галлея. А я просто информирую тебя об этом.
– Кто такой этот доктор Масуд? Еще один ИИ?
– Он человек. Выпускник Мичиганского университета. Сорок семь лет. Женат, имеет сына. Эксперт в области генетической памяти.
– Американец? – удивляется Галлея.
– Родился в Чикаго.
Галлея раздумывает над этим.
– Мне не нужен врач, – наконец говорит она. – Я ничем не больна.
– Никто и не говорит, что ты больна.
– Тогда я не понимаю, почему они так настаивают на встрече со мной. А еще я не понимаю, почему слышу об этом от тебя, а не от доктора Грей.
– Я веду твой календарь, – говорит Джейкоб. У него обиженный голос.
– Вот и веди. Скажи доктору Масуду, что завтра я занята. И на следующей неделе тоже.
– Галлея… Я не должен тебе этого говорить… – Джейкоб изо всех сил старается изобразить сомнение на лице.
– Но?..
– Но если ты не пойдешь к врачу… это может задержать процесс выдачи визы.
Она резко садится, услышав это.
– Ах ты скотина!
– Я всего лишь гонец.
– Ты кусок говенного ПО, вот ты кто. Куча нулей и единиц.
– А ты – куча нуклеотидов. Оскорбление ИИ противоречит правилам сообщества, Галлея. – Его тон печален.
– Сделай мне визу, и я схожу на прием.
– Сходи на прием, и я сделаю тебе визу.
Пат. Она встает.
– Выключить Джейкоба, – говорит она, и Джейкоб пропадает. Ширли по-прежнему сидит в кресле-мешке, растирая ноги. – Выключить Ширли.
Ей нужно идти на прогулку. Если она пропустит сегодняшний день, это будет стоить ей бонусов здоровья. Восемь километров. Черт бы их побрал. На улице холодно.
Она приходит в больницу к девяти утра. Эскалатор не работает. Она поднимается по лестнице.
Доктор Масуд – добродушный мужчина с прической стареющей рок-звезды. Он суетится вокруг нее, как курица-наседка.
– Присаживайтесь, присаживайтесь.
В его голосе слышен американский акцент. Это обнадеживает Галлею. Он пересекает кабинет и выдвигает для нее стул, как будто она инвалид.
– Я здорова, доктор Масуд.
– Хорошо. Это очень хорошо. Это замечательно. – Он улыбается ей. Расчесывает пальцами непослушные пряди.
– Сколько времени это займет? Мне нужно готовиться к отъезду.
Тень беспокойства мелькает на его лице и исчезает.
– Всего ничего, – уверяет он, совершая небольшой взмах рукой. – Мы должны закончить… – он бросает взгляд на экран, – …примерно к обеду.
– К обеду? Я думала, это просто осмотр.
– Так и есть. Так и есть.
Он улыбается ей так широко, что ее тянет простить его.
– Тогда приступайте, – разрешает она.
Он выходит из-за стола, держа в руках стетоскоп и трикордер [38] .
38
Трикордер –
– Скажите «А-а-а».
– А-а-а.
Он проверяет ее глаза, колени, уши. Щелк. Фотографирует ее со всех сторон.
– Загрузить, – говорит он. Его экран заполняется словами. – Вы совершенно здоровы, – объявляет он, не прекращая сиять.
– Тогда зачем я здесь?
– Нам с вами нужно провести небольшую процедуру.
Она замечает, что он хорош собой. Он обаятелен. Наверняка крутит романы со своими пациентами. Он женат и имеет сына. Эту информацию поведал ей Джейкоб. И тем не менее, когда его пальцы касаются ее кожи, оттягивают веки, поворачивают голову, как будто манекену, она чувствует легкую дрожь. Крошечные электрические разряды.
– Через неделю я еду во Францию, – говорит она.
– Как здорово.
Она ждет, что он станет выпытывать у нее подробности. Во Францию? Куда конкретно? Одна? Не нужен ли вам спутник? Но он не задает вопросов.
Она одинока. Она это знает. У нее есть искусственная лучшая подруга. Серьезных отношений не было уже шесть лет. Черт возьми, она фантазирует о докторе, с которым только что познакомилась. Что с ней не так? Она лежит на смотровой кушетке и закрывает глаза. Каким-то образом ей удается впасть в полузабытье. Она дрейфует в темном океане воспоминаний, лежа на спине и глядя в ночное небо, пытаясь сосчитать звезды. Элоиза знала названия звезд, и она знает. Кассиопея, Арктур, Сириус…
– Вы работаете? – спрашивает вместо этого доктор. Возможно, он все-таки заинтересован.
– Я выполняю восемнадцать часов общественных работ еженедельно, чтобы получать национальную зарплату. Но я не владею никакой профессией. – Она давит улыбку. – Не так, как вы.
– Ну, работа не всегда так хороша, как ее малюют, – говорит он и отворачивается, стуча по экрану, чтобы она не видела лжи в его глазах. – А специальность у вас есть?
Он просто поддерживает разговор. Вот и все.
– Я специализируюсь на социальной истории Франции в ранние годы Первой республики.
– Ого! – Его реакция кажется искренней.
– Если публиковать по одной короткой статье два раза в год, национальная зарплата возрастает на десять процентов.
– И что же вы? Публикуетесь?
– А вы проверьте, – говорит Галлея. – Я автор шестнадцати статей и двух книг.
– Превосходно. Просто потрясающе. По социальной истории Франции?
– Во времена Наполеона.
– А, вот как. – Он снимает целлофан с медицинского дрона и касается им ее лба. – Не шевелитесь, – командует он. Дрон прикрепляется к ее коже, как пиявка. Она чувствует, как он забирает ее кровь.