Мода на невинность
Шрифт:
– Ты что? – подтолкнула меня локтем Инесса. – О чем задумалась?
– Я думаю, что ты – нимфа, а я – наяда... Наяды – это те, которые в воде?
– Ах нет, ты принцесса греза, у тебя все время такое мечтательное лицо...
– Пойти, что ли, утопиться – уж слишком хорошо сегодня.
– Боже мой, что за мысли!
Мы прошли центр и свернули на боковую улочку, ноги несли нас по известному маршруту. Уже много раз мы ходили с Инессой по этой дороге – к старому Панинскому парку, а дальше – на кладбище. При всем своем оптимизме и здоровой, психически
– Кто бы говорил, – скептически заметила я. – Опять туда же?
– Ну а куда еще?
– Будем гулять по парку, дальше я не пойду, как хочешь! Там, на кладбище, мне все время хочется плакать... но только не в этот день.
– Как угодно, – милостиво согласилась моя спутница, – только это не вполне кладбище, это мемориал...
– Да как ни назови!
– А в парке все время Костя...
– Я уже к нему привыкла.
Мы шли по пустынной, старой части города, по кривой разбитой улице, мимо старых домов, и липы нависали над нашими головами, как будто хотели дотянуться до нас. Людей не было видно, об их присутствии говорил только запах картошки и хозяйственного мыла, да откуда-то издалека доносился надтреснутый голос Высоцкого.
– Никак не могу привыкнуть к провинции... – покачала я головой. – Нет, в Москве, в старом центре, тоже есть такие запущенные, безлюдные места – стоит только свернуть с Тверской в какие-нибудь переулки...
– Да... Но все равно здесь все по-другому! – воскликнула Инесса. – Похоже, да не то.
– Само ощущение?
– Да! Там, в Москве, даже в самом распоследнем тупике ты можешь надеяться только на себя, и не потому, что люди другие... Москву надо завоевывать, там ты крепкий орешек, которому предстоят всяческие испытания, а здесь...
– Здесь силы судьбы не так властны над нами?
– Нет, тут что-то другое. – Она покачала головой и сделалась вдруг сразу задумчивой и странной.
– О, у тебя тоже есть свой пунктик, я давно заметила!
– Ты не смейся! – рассердилась она. – У меня такое чувство, будто мы сейчас свернем за угол – и перед нами раскроется какая-то тайна... То есть необязательно, что тайна есть, но предчувствие ее...
– Некая эманация, витающая в воздухе...
– Да, да!
Мы вдруг разом посмотрели друг на друга и рассмеялись громко.
– Что с Молодцовой? – спросила Инесса, глядя на меня уже совершенно другими глазами. – Что-то я ее давно не видела...
– Кажется, с ней все в порядке... я видела ее сегодня утром, когда шла к тебе. Она мыла полы в коридоре и ругала правительство.
– Ругала правительство? Это хороший знак. Значит, она не думает больше о страшной мести...
– Еще как думает! Такие особы, как она, легко не отступаются. Любимый муж ушел к другой женщине, у которой ребенок, ребенок, возможно,
– Да, страшнее этого ничего нет... – важно кивнула Инесса, которая никогда ничем подобным не страдала. – Ай, ты зачем щиплешься?
– А ты будь серьезнее... кстати, наша Клава требовала от меня кое-что. Не умоляла, не просила, а именно требовала.
– Боже...
– Она требовала, чтобы я пошла к разлучнице и произнесла страстный монолог на тему того, что чужих мужей необходимо возвращать. Она уже и речь за меня придумала... Я отказалась.
– Правильно... – рассеянно кивнула Инесса.
Сквозь старые ворота мы вошли в парк.
– Как здесь тихо! – воскликнула Инесса.
– Да, мы будем здесь одни... или у тебя опять какое-нибудь предчувствие?
– Да ну тебя! – в ответ ущипнула меня Инесса, и мы опять расхохотались, как две школьницы на переменке.
– Послушай! – вдруг вспомнила я. – Давно хотела спросить, да все как-то не получалось... Как платье?
– Какое платье?
– То, свадебное... Маша заказала его у Буранова?
Инесса подняла голову кверху, закрыла глаза – солнечные зайчики запрыгали у нее по лицу – и чихнула.
– Будьте здоровы!
– Мерси... Слишком много слов было, – вдруг с какой-то странной интонацией ответила моя спутница. – Слишком много слов и волнений, интриг и ожиданий...
– Ничего не понимаю! Она решила заказать платье в Москве? В Париже?!
– Боюсь, что свадьбы вообще не будет, – покачала головой Инесса.
– Почему? – с огорчением спросила я. В самом деле, все так волновались из-за этого платья...
– Они поссорились. Маша и ее жених, этот... Автандил. Сразу после того показа. Из-за чего? Какая-то мелочь, ерунда... говорят, что Маша его приревновала к кому-то.
– Черт! – рассердилась я. – А что Рафик?
– Рафик лишних двадцать минут пересидел в солярии, нос облез, а так... в общем, ничего. У него теперь новая идея фикс.
– Какая же?
– Он увлекся театральными костюмами. Говорят, осенью в Тишинске будут ставить мюзикл, приехал один известный режиссер, который разочаровался в столичной жизни.
– Как жаль, что я этого не увижу...
Инесса словно споткнулась на ровном месте.
– Что-о?
– Осенью я уеду.
Мы стояли как раз напротив маленького пруда, уже начинающего зарастать ярко-зеленой ряской, на том берегу, над полуразрушенным гротом, сидел старик с удочкой.
– Послушай, здесь есть рыба? – с удивлением спросила я.
– Да... нет... к черту рыбу! Зачем тебе уезжать?
Она выглядела расстроенной. Если б я могла, я бы и сама никогда не расставалась с ней – Инесса была моей лучшей, единственной подругой. Мы сели на поваленное дерево и стали молча смотреть на застоявшуюся поверхность пруда, по которой шустро бегали водомерки.
– Я схожу с ума... – наконец тихо прошептала я. – Зачем делать свидетелями этого тех людей, которых я люблю?