Модельер
Шрифт:
— Вы разве не видели там коз? — спросит он, мило улыбаясь. — Натуральная говядина!
И отправится смотреть через объектив камеры на придорожные руины, служащие одновременно туалетом, и племена пигмеев.
Нечего даже беспокоиться. Чтобы стать похожим на такого человека, ему, Владу, нужно было родиться под другими звёздами.
Он миновал досмотр (в прямом смысле — занятый внутренним диалогом, Влад прошёл мимо пункта досмотра и не заметил бы дядечку со стопками бумаг, высокомерным лицом, тоже чем-то похожим на густо исписанный лист, и печатями, если бы тот не схватил его за рукав), поставил отметку в паспорте и вышел на улицу.
Второй в жизни аэропорт. Первый в жизни чужой перекрёсток. Воздух насыщен отравой, дома в два-три этажа, и всё, что над первым,
Влад замурлыкал себе под нос успокаивающий мотив и пошёл, куда глядят глаза. Возле него останавливались мотоциклисты, стремительные, как пчёлы, вопрошали: «Такси, маста? Маста, такси?», но Влад отгонял их энергичным движением головы, с иронией вспоминая напутствие Рустама. Если не иметь в словаре слова «нет» (не в самом словаре даже, а написанным крупными буквами на его обложке), можно как минимум остаться без денег, зато с целой грудой тёплых вещей.
Аэропорт находился в самом центре города, скрещивая высоко вверху, как шпаги, кривые антенны и пики наблюдательных башенок. Их должно быть видно отовсюду, Наверное, и город-то на местном наречии назывался «самолётным», или что-то вроде того. Самолёты при посадке и взлёте поднимали тяжёлую рыжую пыль, которая беспокойно металась по улицам, забивала носоглотку, щипалась, словно полчища красных муравьёв. По заглавным улицам ползли сразу во все стороны самые настоящие транспортные гусеницы; суставчатыми ногами грузовиков они залезали на тротуар, выбрасывали вперёд живые усики мототранспорта. Полос здесь не было. Может, местные дети не учат, где право а где лево: счастливчики, потому что в Уганде это, наверное, самое бесполезное знание. Застыв в воротах аэропорта, Влад пытался разгадать, по какому принципу здесь ездят машины, но они двигались, казалось, во все стороны сразу, без конца звучали клаксоны и ладно бы, если бы умудрялись не сталкиваться. Они сталкивались с таким звуком, с каким встречались в кастрюльке два варёных яйца, ревели моторами и двигались дальше.
Это странное, невозможное зрелище. Любой автомобилист сразу сошёл бы с ума. Влад не был автомобилистом. В своё время он всерьёз и со страхом задумывался — как можно управлять таким сложным транспортным средством при помощи круглой штуки и двух-трёх педалей (он не знал, сколько их в среднестатистическом автомобиле, а про коробку-автомат даже не подозревал).
От бетонного забора, отгораживающего взлётную полосу от бегающих и скачущих по крышам мальчишек, в какую сторону не пойди, найдёшь частного предпринимателя. Каждый из них, конечно, будет считать тебя своим клиентом, и если сначала Влад окрестил для себя город городом-аэропортом, то теперь переименовал его в город-базар.
Чуть замешкавшись и обнаружив, что с его нижней части бойкий чёрный паренёк уже снимает какие-то мерки, Влад поспешил дальше, замедлив шаг возле предпринимателя, которому обречённо позволил считать себя «своим» покупателем. Тёмные очки продавали здесь же, на тротуаре, разложив их прямо на земле, лишь под самыми дорогими подложив клеёнку. Попытавшись завязать на пальцах торг, Влад обнаружил, что дешёвые стоят столько же, сколько дорогие, но купил покорно те, в которые продавец, парнишка едва ли младше его, радостно тыкал пальцам: мол, подойдут вот эти.
Влад обречённо подумал, что забыл обменять деньги, но торговец радостно сграбастал у Влада из рук мятые пятьдесят рублей, и, обнажив зубы в широченной улыбке, дал понять, что этого достаточно и что сдачи можно не ждать.
Влад повернулся, чтобы идти дальше, и нос к носу встретился с Эдгаром.
— Тебя не узнать, — Эдгар вовсю улыбался. Рубашка расстёгнута
Влад поискал глазами спутников Эдгара, чтобы вежливо с ними поздороваться, но никого не увидел. Вокруг спешили по своим делам машины и люди, солидного вида мужчина перелезал на той стороне улицы через капот припаркованного на его пути автомобиля.
— Мы простились только десять минут назад, — напомнил он.
Эдгар назидательно поднял палец.
— В самолёте было московское время. Четыре часа разницы — в меньшую сторону. Мы простимся только через три часа. А познакомимся через час. Так что у нас есть четыре часа на то, чтобы получше друг друга узнать.
Эдгар взял Влада под руку.
— Я чувствую себя виноватым, что не рассказал тебе некоторые местные правила.
— Ну что вы, — пробормотал Влад, — я же исследователь.
— Даже исследователям нужны правила. Не обязательно всё изучать на собственной шкуре. Кстати, как тебе местная мода?.. Голоден? Пойдём, пойдём, я тебя накормлю. Я здесь хозяин, ты гость, одним словом, не стесняйся.
* * *
По дороге Влад наконец занялся одним из своих любимых занятий — наблюдением за людьми. Расцветок и фасонов одежды оказалось такое великое множество, совмещалась она в таких невероятных сочетаниях, что поначалу мозг отказывался всё это воспринимать. В сумке был перекидной блокнот и карандаш, к которому сразу потянулись десятки детских рук: как Влад узнал позже, письменные принадлежности здесь отчего-то любили нежной любовью, хотя писать умел едва ли каждый десятый. И Влад быстрыми скупыми движениями карандаша пытался изобразить мешком висящую одежду, фигуры, так не похожие на фигуры людей, к которым он привык; даже силуэт получался каким-то непропорциональным, похожим на баобаб с мощным стволом и гибкими руками с пальцами-листьями, но, как ни удивительно, гармоничным… штрихами намечал развязную походку, немного скованную благодаря распущенным шнуркам. Наверное, человек, который сможет научить этих людей завязывать шнурки, станет здесь настоящим мессией.
Они свернули с дороги и попали на узкую улочку, где даже домам приходилось тесниться. Они жались друг к другу, демонстрируя обезоруживающие улыбки, и улыбки эти угадывались во всём, в чём только возможно: в дверных проёмах, в окнах с белой москитной сеткой, напоминающих крупные зубы, в закрывающем какие-то дыры листе из нержавейки, который растягивал солнце в сияющую полосу. Деревья, похожие на молодых и красивых, но уже измученных бытом женщин, обмахивали их своими ветвями, или же раздавали затрещины. Улыбки при этом становились чуть виноватыми, но такими же обезоруживающими. Влад на минуту переключился на дома, даже пару раз останавливался, чтобы зарисовать особо впечатляющие экземпляры (у него в блокноте они все выглядели, как готовые вот-вот тронуться с перрона паровозы). Встретился им и целый квартал многоэтажных домов, тоже лишённых единого технического исполнения. Иные в пять этажей, иные в семь. У иных почему-то встречались пропуски между этажами — например, третий этаж от четвёртого могло отделять пять метров глухой кирпичной кладки. Как будто строители забыли сделать там окна. На высоте трепыхалось бельё, походившее, всё вместе, на стаю летящих против сильного ветра голубей.
Потом он вновь занялся людьми.
— Это лучше, чем фотоаппарат, — одобрительно сообщил Эдгар, наблюдая за работой Влада в блокноте. — Сначала приходится работать головой. Ну, то есть рисовать в голове картинку. Ты заранее знаешь, что хочешь выделить и именно это в первую очередь переносишь на бумагу. — Влад кивал: именно так, именно, и Эдгар с жаром продолжал: — Эти горе-туристы только и знают, что нажимать на кнопки. Кроме того, знаешь, голову не так просто отобрать, как фотоаппарат.