Модельер
Шрифт:
Не успел Влад ответить, как Моррис исчез, и рысцой вернулся, ведя под уздцы чёрный агрегат. Он натужно пыхтел, люди прижимались к стенам, давая ему дорогу.
— Вот, попробуй!
Под пылью агрегат наверняка был лакированным и блестящим. Моррис сдал его на руки Владу (тот крякнул под весом мотоцикла), оценивающе оглядел, потом сорвал с головы кепку и несколькими ударами заставил пыль клубиться вокруг.
— Ты большой! Он тебе подойдёт! Перекинь ногу вот сюда…
Скоро Влад уже рассекал между неказистыми домишками по отрезку сохранившейся Бог знает с каких времён асфальтированной дороги. Асфальт был настоящей редкостью — раскалённую поверхность можно было ощутить только на центральных улицах. Он в ямах и трещинах, будто оранжевая африканская земля
Аппарат оказался достаточно резвым, «настоящим боевым стариканом», как выразился Моррис, и по этой же причине «засыпал» и норовил вместе с седоком завалить на бок. Влад работал стопой, теребя педаль зажигания (как она правильно называется, он не знал), и чувствуя, как позади мир наполняется едкими клубами дыма, а под тобой что-то рвётся, фырчит и, кажется, даже исчезновение дороги не будет ему преградой. Как будто сидишь верхом на ракете.
— Нужно подкачать колёса и кое-что подкрутить, — деловито сказал Моррис. Он успел позаимствовать у какого-то из восковых старичков насос и чемоданчик с инструментами. Этот парень по-настоящему быстр — составил бы неслабую конкуренцию Саву. — Вечером будем выезжать на задание. Только поедем отсюда: вон какой-то человек вышел из едальни. Ругается.
Он ссадил Влада с мотоцикла, взобрался на него сам, похлопал по сиденью за своей спиной.
— Держись! — сказал он, и мир закрутился, закружился в череде неожиданных манёвров, поворотов и нырков в узкие переулки, где приходилось прижимать ноги к горячему боку байка, чтобы не ободрать их о стены.
— Почему он ругается? — проорал Влад на ухо Моррису. Он вообще не понимал, при чём здесь тот человек, и где связь между ним и кафе. Может, его плохо покормили?..
— Наверное, хозяин мотоцикла, — сказал Моррис. — Не знаю, чей это мотоцикл. Но он мне давно нравится!
— Мы что, его украли?
— А на что это ещё похоже?
— Разве так правильно?
— На нас не подумает, — сказал Моррис легкомысленно, — Он подумает, какая-нибудь шпана.
Он пригнулся, пропуская над головой верёвки для сушки белья, избежал встречи с простынью, висящей, как парус в безветренную погоду, а потом сказал:
— Это Уганда. Обзаведясь здесь частной собственностью, нельзя быть уверенным, что завтра собственность не поменяет владельца. Это понимают все. Только люди здесь по-настоящему ценны! Человеческая жизнь и человеческая свобода.
— Но красть же противозаконно, — неуверенно заявил Влад, когда они прибыли в лагерь. Большая часть населения лагеря волонтёров обступила Морриса и его добычу, они цокали языками, оглушительно смеялись и трогали прорезиненные ручки. — Ни в одной цивилизованной стране это не считается нормальным.
— Но это весело! — заявил Моррис.
Тогда Влад
— Это, конечно, не совсем правильно.
Влад пододвинул себе один из стульев — он уже расстался с робостью перед ними. Заглянул в бумаги на столе. Ничего не понятно. Всё на английском.
— Моррис сказал, это нормально. Эти люди что, всё друг у друга таким образом воруют?
Эдгар покачал головой.
— На грабеже, пожалуй, живут только сомалийцы. Все остальные просто не придают этому особенного значения. Кражи здесь не берётся расследовать даже полиция. Всё равно украденная вещь рано или поздно либо найдётся, либо у бывшего её хозяина вдруг нежданно-негаданно объявится такая же, которая тоже недавно поменяла владельца. И это оукей.
— Но вы же должны делать людей грамотными… может я, конечно, ошибаюсь…
Лоб Эдгара прорезала глубокая складка.
— Я понимаю, что для тебя это, так сказать, непривычно. Моррис — это Моррис, он просто не поймёт, в чём его действия неприемлемы, если ты попытаешься ему объяснить. Мы, все остальные, не опускаемся до воровства и «заимствования», как они здесь это называют. Но мы стараемся менять людей не в таких мелочах, а в гораздо более глубоком смысле. У корней. Если тратить силы на мелочи, сил рано или поздно не останется. Лучше до поры не обращать на них внимания. Так что забирай мотоцикл и старайся не обижать Морриса. Моррис же украл его для тебя! Ты ему понравился и он хотел сделать тебе подарок.
Так ничего для себя и не решив, Влад кивнул.
— А права? У меня всё равно нет прав, и…
— У тебя получается его водить? — нетерпеливо спросил Эдгар. Было видно, что ему хочется вернуться к делам.
— Вроде, да. Там ничего сложного нет. Правда, он достаточно тяжёлый, но я большой…
— Ну и оставь его себе, — отмахнулся глава волонтёров. — Права здесь — не главное. Здесь все ездят без прав. Полиция не обращает на это внимания.
— Что же тогда она делает?
— В основном курит марихуану и гоняет чаи, — честно ответил Эдгар.
Влад оставил Эдгара наедине с его бумажными делами (он позже спросил — как в стране, где не нужно прав на вождение и считается нормальным заимствовать друг у друга вещи без письменного подтверждения, могли сохраниться какие-то документы, на что Эдгар ответил: «Это отчёты для спонсоров проекта. Боюсь, из прочей бумаги в пределах города ты найдёшь только книги — не очень много — газеты, да туалетную бумагу в более или менее богатых кварталах») и ушёл думать в единственную постройку, не подверженную порывам ветра. Моррис говорил, здесь склады, а также несколько спален для почётных гостей, да кухня на первом этаже. И станция связи на самой макушке. Влад взобрался по лестнице и устроился на верхней ступеньке. Двери не было, и внутрь манил красный, выцветший и рваный с краю палас, странная смесь запахов, голос диктора радио в недрах коридора — Влад так и не понял, на каком языке он вещает, но проверять не пошёл. Лениво. Небо, которое, вроде как, общее для всей планеты, а значит, должно быть за исключением нескольких мелочей одинаковым, выглядело неестественно-голубым, как будто бы сложенным из цветной бумаги.
«Так вот, на что работает вся местная бумажная промышленность», — подумал Влад, и представил себе фабрику, где старые газеты и какие-то несуразные обрывки книг прессуют и перекрашивают в ярко-голубой китайскими красками. А потом прилаживают получившееся полотно к самой большой картине на всём белом свете. Ночью заклёпки, которыми склёпаны эти куски, сверкают отражённым с земли светом, чтобы создать иллюзию настоящего множества звёзд и незнакомых созвездий.
* * *