Модельер
Шрифт:
— Я помню, я помню, я помню… — он наконец справился со своим ступором, и закончил. — Я помню. Ты всё ещё не любишь людей, да? В Уганде, наверное, на твоих глазах постоянно кто-то умирал. Они подождут снаружи. Да, ребята?
— Но мы тоже хотим послушать… — начал тот, которого представили Тином, сверкая на Влада круглыми зеркальными очками, но Савелий скомкал их и вытолкал наружу. Дверь захлопнулась. Ребята, скорее всего, пойдут домой. Кроме всего прочего, короткие отрезки времени по Савелию могли растягиваться бесконечно.
— Наконец-то от них отвязался, — посетовал
Сав в красной куртке с вывернутыми наизнанку карманами (видно, волшебная парочка всё-таки успела позаимствовать его мелочёвку), в пышном шарфе, и, как будто, больше ростом. Как изменился — каждый, кто видел его раньше, мог бы так сказать. Влад промолчал: не до банальностей. Банальностей в мире так много, что их можно есть на обед вместо хлеба.
Здесь, как раз, можно не удивляться. За время, пока они не виделись, этот парень, наверное, успел измениться раз двадцать. Он начал отращивать волосы и забирал их в короткий хвост, так, что его голова напоминала большую, выпачканную землёй луковицу, и, к тому же, покрасил их в светло-рыжеватый цвет. Кажется, Рустам единственный, кто менялся незаметно, складывая на чердак своего старого дома все перевязанные ленточкой коробки с брошюрками «меняйся!», которые отправлял ему по почте окружающий мир. А в минуты душевной слабости и недовольства поднимался по скрипучей лестнице и потихоньку распаковывал шуршащую обёртку.
Впрочем, мы всё ещё разглядываем Савелия.
Влад позволил ему забыть разуться и пройти в комнату. И, конечно, сразу зарыться в коробку с сувенирами.
— Никаких магнитов! — с восторгом сказал Савелий приглушённо. — Что здесь мне?
— Это всё для костюмов, — сказал Влад, рухнув на диван. Нужно попробовать проспать хотя бы те редкие мгновения, когда Сав чем-то увлечён. Авось, из этих мгновений и сложится пара-тройка минут здорового сна. — Я бы подарил тебе костюм, но ты же не будешь его носить.
Сав возмутился.
— Ты же шьёшь для женщин, кроме того, для женщин с крепкими нервами. Что это в пакете, негритянская желчь? И в этих твоих шмотках можно передвигаться только если верхом на телеге.
Влад, по прежнему лицом в подушку, поведал о новейших тенденциях в развитии своего модельного дома. Лёгкость и простота, вот как мы теперь будем работать. Савелий, судя по звукам, как раз пробовал поднять одну из коробок и вполне в этом преуспел. Он подвёл итог:
— Да, материал теперь значительно легче того, что мы таскали с телевизионной свалки. Очень, знаешь ли, обидно было услышать, что ты всё равно всё это выкинул.
В душе Влада установился наконец покой. Он бы с удовольствием сейчас поспал, а незадолго до этого, когда раздался звонок в дверь — с удовольствием рисовал, а раз он не мог делать того, что ему хочется, значит, Сав рядом, и всё как раньше. Выяснить бы теперь, какой ущерб личности друга нанесла глубинная бомба под названием
Влад так и сказал:
— Мне тебя не хватало.
Возня прекратилась. Когда Влад поднял голову, то увидел, что друг сидит между коробками, всклокоченный, как маленький ребёнок, и смотрит на него с неподдельным интересом.
— Ты сказал это Юле?
— Не точно это.
— Значит, сказал какую-то ерунду с таким лицом, будто тебя сейчас стошнит, — Савелий осуждающе покачал головой. — Ты знаешь, что она тут вытворяла, пока не было тебя?
— Кажется, она не очень-то следит за собой.
— Ага! Даже ты заметил!
Влад хотел заметить, что его работа строится во многом на наблюдениях за людьми и, в том числе, в том, чтобы отмечать в них перемены, но сообразил, что Сав его осадит: «твоя работа — заткнуться и строчить что-нибудь на машинке». Поэтому он промолчал. Уже то, что он предугадал реплику Сава, делает ему честь. Хотя на мгновение Влад почувствовал себя идиотом: он как лаборант, довольный, что удалось угадать момент, когда подопытная мышка проснётся и побежит к поилке.
— Она натурально вся вытекла.
Влад переспросил, и Савелий торжествующе произнёс:
— Вытекла! Осталась только оболочка, пустышка… и знаешь, мне теперь страшно с ней встречаться. Как будто попал в фильм про пришельцев, которые присасываются к человеческим мозгам. Ты же опять готовишь что-то грандиозное, верно? И мне опять придётся с ней видится… уволь меня, пожалуйста!
Савелий как был, на коленях, пополз к Владу, то протягивая к нему руки, а то запуская их в шевелюру. Но застрял по дороге, увлёкшись содержимым очередной коробки.
Жизнь, казалось, текла как раньше. Ну, или почти как раньше. Следующим вечером Савелий снова был, как штык, на посту. То есть у Влада дома, развлекал его звоном ложки в чашке кофе, руганью в адрес старого телевизора, а так же пинанием манекенов. Был одиннадцатый час вечера, когда он предложил:
— Пошли, я свожу тебя к казуальным людям. Людям, которым ты будешь нести миссию просвещения, свет африканской мысли.
— Отстань.
Влад занимался тем, что рассматривал извлечённый из коробки кусок пластмассы с очень характерными отпечатками детских зубов. Совершенно ясно, как он попал в коробку, неясно, что теперь делать с этим реликтом. Да и, откровенно говоря, если бы Савелий спросил Влада, чем сей предмет его заинтересовал, Влад не смог бы ответить. Предмет был пронзительно-синим, размером, примерно, в три ладони и с обломанным или обгрызенным краем.
— Я серьёзно! Как ты можешь считать себя водителем, ни разу не заглянув под капот?
— Что? — Влад поднял голову от куска африканской флоры и взглянул на друга совершенно пластмассовым взглядом. — Я и не считаю себя водителем. Я шью одежду в первую очередь для себя…
Влад сделал громадный промах. Глаза Савелия сияли.
— Тогда какого чёрта ты сам их не носишь?
— Я имею ввиду, мне интересно передавать через костюм свой внутренний мир, показывать моё отношение ко многим вещам на земле.