Мое королевство. Бастион
Шрифт:
Одна из химер у ступеньки стояла с откинутой головой, и Сорен смазывал механизм.
— Давайте часики, я отдам. Милейший!
Феликс вернул на место уродливую голову и нехотя обернулся. Быстро склонился, уставившись в пол. Даль двинулся к нему, заслоняя от государыни:
— У меня есть дело.
— Я не хочу есть дело! — Алиса засмеялась. — Я хочу есть крем-брюле.
Комиссар порадовался, что она поздоровела, успокоилась и даже шутит. Надо бы переманить эйленского кудесника Михаила Антоновича в столицу. Но ведь милейший доктор Веска обидится.
— Назад!!
Предупреждение
Только мгновенная реакция спасла ему руку, но кожу рассекло глубоко.
— Даль!
— Алиса, — он отступил, поддержал государыню здоровой рукой. — Я жив и почти цел.
— Только неосмотрителен, — проскрипел Сорен. — Этот древний защитный механизм опасен для непосвященных.
Он сунул часики в карман халата.
— Давайте-ка я отведу вас к врачу, мессир. Простите, ваше величество.
На лицо Алисы вернулись краски. Она протянула платок:
— Затяните пока.
Хранитель склонился, перевязывая Даля, к ней спиной. Повел его, подволакивая ногу.
— Она… — Крапивин обернулся через плечо.
— Ее не тронут, — сказал Сорен. Даль снова вспомнил о мистической связи Твиртове и государыни, о химерах на уступах, которые некогда защитили Алису от преследователей, а после помогли ей взять крепость и город. Медно-каменная армия и сейчас была наготове. Ночью наверх вообще никто подниматься не смел. Уборщики рассказывали всякую жуть, завоевывая внимание дворцовых горничных.
— Аккуратнее, Даль Олегович, — попенял Сорен, когда они достаточно отдалились. — Я запустил механизм трона, защищающий Алису от покушений.
— Ладно.
Комиссар, постанывая, вкратце изложил историю своей поездки в Шервудский бор.
Феликс даже распрямился:
— Нож? Говорите, нож?! Это хорошо, это прекрасно! Просто это означает, что Халецкий не делился с учениками своими планами. А значит, они непременно наделают глупостей.
И оставил Даля у квартиры Веска, чтобы вернуться в тронный зал.
Глава 8
— Где бы мне принять ребенка, Зина? — Даль присел на угол стола секретарши, мешая двигать каретку «Подлесицы», точно хотел флирта. Но выглядел озабоченным и усталым. Еще и рука болела. — Не хотелось бы спугнуть Суок официозом, но при этом куклу из департамента нельзя выносить тоже.
— А лекционный зал, Даль Олегович?
Он приподнял правую бровь:
— А у нас есть такой?
Естественно, Даль шутил, но при этом не выносил длительных заседаний и летучки для сотрудников проводил у себя и исключительно по делу. Для двух-трех человек за раз: сотрудники разных групп даже не всегда знали друг друга в лицо.
— Там уютно, фикусы в кадках, герани, тюль на окнах, пианино, — перечисляла Зина очевидные достоинства редкоупотребимого зала. — Я стол накрою, чаеварка, сладкое.
— Олекса при кухне служит, разносолами ее вряд ли удивишь.
Секретарша посмотрела на начальника в священном ужасе:
— Думаете, прислугу деликатесами потчуют?
— Ох… Это я, не подумав, сморозил. Простите меня,
Даль освободил Зину от работы на вторую половину дня. Она сама организовала банкет, забрала Суок со стоянки дирижабля и на служебном авто привезла в департамент к оговоренному часу, перед этим показав столицу. И хотя сотрудники к вечеру по большей части разошлись, провела черным ходом. Там идти до зала было всего ничего: подвальной лестницей вниз, через коридорчик и парадным маршем с черно-золотыми коваными перилами до еще одного закутка направо: пропахшего пылью, плохо освещенного, — к тяжелой, обитой войлоком двери. А там пылало электричество в хрустальной люстре, искрилось в фарфоре обеденного прибора и в черных лоснящихся боках пианино с резным изгибом ножек и кенкетами с четверкой ароматных свечей.
Глаза у девочки и без того искрились, Суок тяжело вздыхала от восторга и комкала грязный передник — ее взяли с кухни в чем была.
— Мы сейчас помоем ручки и вернемся, Даль Олегович, — секретарша легонько подтолкнула Олексу к дверям.
Крапивин вздохнул. Ему инстинктивно не хотелось поворачиваться спиной к покрытому плюшевой скатертью длинному столу для заседаний, где графины с несвежей водой и пепельницы сменила огромная кукла, укрытая плащом.
Комиссар пересилил себя, сел к пианино и одним пальцем наиграл мелодию.
— А вот и мы! — объявила Зина оживленно. — Даль Олегович, если я вам больше не нужна?
— Погодите, вечером я свожу вас в «Шоколадную фею».
Он представил учтивых половых с полотенцами, перекинутыми через предплечье, их точные движения… вздохнул и снял крышку с супницы, наполнил тарелки. Налил Суок приторно-сладкой сельтерской воды. Себе плеснул коньяку.
— Ну, приступай, Олександра.
Девочка себя уговаривать не заставила. Схватила хлеб, намазала маслом, сверху бросила ложку икры и стала жевать за обе щеки, запивая супом.
— У тебя хороший аппетит.
— Уга… ага… ой…
Она застеснялась, потупилась, уронила ложку и нырнула за ней под скатерть.
Даль, слегка подсмеиваясь, терпеливо пережидал телодвижения Суок и с обедом не торопил. И только когда она отвалилась, зевая, прикрывая тощей ладонью рот, подал руку, сложенную баранкой, и отодвинул стул.
— Взгляни-ка, — отложил плащ, не открывая кукле лица.
— Ой, это мне? — Олекса сложила лапки. — Корабельщик, спасибо-спасибо!
— Видимо, тебе, — Крапивин откинул подол синего бархата, обнажая метку с вышитым именем. — Ты же Суок?
— Это мое фамилие, — серьезно ответила девочка, порываясь сгрести куклу в охапку. Но Даль не позволил.
— А почему ты решила, что тебе?
— Дак он обещал, барич.
— Какой барич?
Олекса снова застеснялась, прикрылась передником, выставляя лукавые глаза.
— Ну, такой барич. Письменник. Ласковый.
— А имя у барича есть?
— Мартын… Кривец.
Комиссар внутренне вздрогнул: вот это удача! Еще один фигурант из тех, кто, якобы, сгорел с Халецким на маяке. И Кривец связан с этой куклой! Или совпадение? Даль мысленно покрутил головой: совпадений не бывает. Каждый шаг обусловлен.