Мое королевство. Бастион
Шрифт:
Эрнарский кивнул на чугунную печку, дымоход которой выходил в подвальное окно.
— Прогорает быстро. По рюмашке, Даль Олегович?
— Павел Владимирович, не сейчас.
— Кукла фарфоровая, ручной работы, высотой в 4,9 вершка (2 аршина+вершки), мастер мне не знаком. Одежда… Платье верхнее. Ткань — генуэзский бархат сапфирового колеру. Оторочено, — эксперт подул на мех, — тромсеским горностаем. Внутренний шов двойной, характерный, такой используют только в швейных мастерских Ракеле.
— Ракеле? — очнулся Крапивин. Мать этого Володи Вереса, что Арише телеграмму отправлял, там служит.
— …Больше никаких особенностей. Хотя… метка на нижней стороне подола, в правом шве. Ручная вышивка золотой канителью «Суок».
— Суок? — замерцали на грани сознания Даля, поползли перед глазами списки учащихся, сотрудников, обслуги Бастиона.
— Степа, — окликнул комиссар секретаря, — ты для меня списки Бастиона составлял?
— Передавал. С личными делами вместе, — отозвался тот флегматично. — Суок? Олександра, кухонная прислуга, 13 лет, сирота.
— Продолжаем здесь. А вы… — Крапивин набросал текст и отдал одному из егерей, — молнируйте вот это в наш Эйленский департамент. Пусть девочку отошлют ко мне сразу по получении.
В поезде на обратной дороге Даль позволил себе проспать все два часа.
Эксперт пообещал ему выжать из куклы все, что возможно. Барон — обыскать округу и осторожно выяснить, не появлялись ли чужие, кто, где и что поделывают теперь.
С вокзала комиссар позвонил в Твиртове. Государыня откушала и прогулялась по парку, никаких происшествий не было. А то бы Далю сразу доложили.
Потому он дал себе передышку — умыться, переодеться, выпить кофе.
И лишь потом отправился в резиденцию. Встретиться с хранителем. Но только после того, как увидит Алису.
Государыни в кабинете не было. Холодом тянуло через высокие, выходящие в парк двери и распахнутое окно. Даль перегнулся через письменный стол, чтобы захлопнуть створку, и зацепился взглядом за распахнутую тетрадь. На мелованной странице четким неженским почерком были аккуратно выведены стихи:
Новогодье терпко пахнет мандаринами,
Мы разыгрываем сказку старинную,
Музыкальная шкатулка, золоченые фигурки
И потрескиванье свечки стеариновой.
И намаявшись над глиной, господь
Видел сны, где несть печали и зла,
Одарил своей улыбкой и, должно быть, по ошибке
Нас отлили из цветного стекла.
Эта сказка, шарик хрустальный,
Дремлет в бархатной еловой ладони,
Но потом, осколки собирая,
Мы заплачем от взаправдашней боли…
— Даль Олегович! — окликнула Алиса, входя из парка, и он обернулся сконфуженный.
Государыня была в сером свитере
Волосы вызолочены солнцем, слегка растрепаны, что государыне шло. Крапивин склонился к ее руке.
— Простите…
— Читайте. Через пару часов оно воплотится в абсолютный текст и тварный мир, не представляю, где и как, и исчезнет со страницы.
Алиса вздохнула:
— Так странно писать в пустоту. Эта тетрадь — мой знак сотворенного. Моя рабская цепь. Не представляете, сколько раз я пыталась ее уничтожить: рвала, топила в колодце, бросала в огонь. Она с ужасающим постоянством возвращалась. А еще… это подарок Хранителя. Феликс принес ее мне, когда я… жила у Майрониса… До восстания. Вместе с другими моими тетрадками, оттуда. Он очень чуткий и — беспощадный… был.
Даль вгрызся себе в язык, едва не ляпнув, что Феликс Сорен жив и здоров.
— А потом… я писала в нее письма… Сану, — государыня прикрыла глаза, погружаясь в прошлое, и комиссар взял ее под локоть, словно опасаясь, что Алиса потеряет сознание.
— Они исчезали и доходили до него.
— А сейчас? — спросил Даль.
Она распахнула глазищи, испуганные.
— Нет. Идемте! — силком потащила за руку. — Часики барахлят. У нас новый часовщик, хочу ему отдать. Он возится сейчас с троном, испросил дозволения починить старый механизм. Эти жуткие химеры…
— Давайте я сам отнесу, — вызвался комиссар, опасаясь, что маскировка Хранителя для проницательной Алисы может оказаться недостаточной. С другой стороны, Сорен — аватара господа и хоть в чем-то должен быть совершенен.
И еще подумал, что нельзя оставлять государыню над тетрадкой и бесплодной мыслью, летит ли к Сану ее текст. Ни за что нельзя.
— Хорошо, идемте. Какой странный обычай — елка в новогодье.
— Красивый, — возразила она. — Хотя деревьев жалко. Но… словно погружаешься в лес, в тайну, в ожидание чуда. Пахнет хвоей, мерцает мишура. И вспоминаешь игрушки, забытые на год, как старых друзей. Некоторые были хрупкие и старинные… — Алиса словно прислушивалась к себе, — старше меня уж точно. Красно-желтый прозрачный шар с полосками по экватору. И еще один: серебристо-розовый, Фигурная изнанка просвечивала сквозь стекло. Грустная девушка в шубке, девчонка на санках… И бусы надо было вешать осторожно, чтобы не оцарапаться о надколотые бусины.
— Я сделаю тебе такой праздник, Алиса. Огромную елку под свод, игрушки, какие захочешь, и снежинки из белой бумаги, и медную канитель, и вальс на золотом паркете тронного зала. Я обещаю!
Государыня посмотрела прямо:
— Невозможно, Даль. Но спасибо. За намерения.
Они вышли в слабо освещенный тронный зал. И Крапивин сперва не опознал в плюгавом мужичонке у трона Хранителя. Синий рабочий халат, нарукавники, шапочка, очечки… Любой мастер маскировки опух бы от зависти.