Мое побережье
Шрифт:
В чем-то я не сомневалась, а что-то наводило почти натуральную панику. Одним из самых легких из числа сдаваемых предметов, что странно, оказалась математика: видимо, мне удалось настолько довести многие алгоритмы до автоматизма, тренируясь на примерах на порядок сложнее попавшихся на экзамене, что мозг работал практически без запинок. Тем не менее, работу я проверила на несколько раз, прежде чем оказалась готовой ее сдать.
С математикой справился даже Хэппи, который решил, вероятно, за всю свою жизнь только один интеграл, да и тот — с подсказкой.
Кое-что
А потом, одним довольно погожим утром, почтальон забросил в ящик коричневый конверт с моим именем и незатейливой подписью: «Результаты тестирования прилагаются».
Три «A» и одна «B» за литературу. Которую я, честно признаться, подготавливала далеко не столь упорно, как следовало бы — в голову лез только Старк, названивающий поздними вечерами и заводящий глупые разговоры ни о чем, из-за которых, тем не менее, скулы сводило от постоянной улыбки. Впрочем, поводом для уныния это не стало ни разу — особенно для Майка, который с любопытством тянул шею из гостиной, пока я распаковывала конверт, и пару минут спустя уже звонил Лесли с сообщением о грядущем ужине в кафе на Континентал Плейс.
«Неплохо», — разглядывая переданный мною лист, прокомментировал он с плохо скрываемой гордостью и той сквозящей во взгляде легкой тревогой, когда ты начинаешь осознавать, что твой ребенок вот-вот вырвется из так старательно утепленного тобою гнезда.
Конечно; я ведь сказала, что не буду ничего загадывать в отношении поступления, пока не получу результаты экзаменов. Хотя, думаю, мое решение было очевидным, пусть я и держала его в «секрете» до последнего.
Не лучшее решение. Но, в самом деле, не в Йель же мне паковать чемоданы — не тот финансовый уровень.
— Так странно, — сидя после минувшей волны суматохи на кухне, я теребила край фартука и глядела словно сквозь плиту, где медленно выпекался торт ко дню рождению Старка. — Мы столько к этому готовились, а на деле: пара часов, и назад дороги нет.
Хэппи, которого, казалось, вообще мало что беспокоило в этой жизни, шипел взбитыми сливками, украшая белыми шапочками остатки клубники. Единственная ягода, на которую у меня была аллергия.
— А мне не верится, — отвечал он, забивая рот едой, — что все закончилось, и после каникул мы больше не вернемся в школу. Такая неизвестность впереди, — он вдруг понурил голову.
Я тяжело вздыхала, разделяя его настроения.
Неизвестность.
Сплошная.
Абсолютно неопределенное будущее не внушало никакого доверия.
Мы столько лет проучились в одних стенах, а теперь нас, за шкирку, как котят да щенков, выбрасывали во «взрослую» жизнь, в отношении которой было ясно одно: это сложно, это — мир лицемеров и несправедливости вверх тормашками, где ни за чьим крылом уже не укроешься, и работает принцип «выживает сильнейший», и это ни черта не понятно.
Особенно
— Мы ведь будем держать связь, да? — я бросила на него взгляд через стол, сама не зная, отчего, но чувствуя, как в носу начинает характерно щипать, а ком в горле — увеличиваться.
— Конечно. Я буду приезжать домой на все каникулы, и мы будем гулять, как раньше. Созваниваться, переписываться. На расстоянии я буду меньше раздражать тебя. — Улыбка в ответ на реплику Хогана получилась вымученной. Он потянулся и накрыл мой кулак, на несколько секунд сжав. — Все будет нормально. И Тони будет рядом, — то, как он запнулся и смущенно отвел взгляд, оканчивая фразу, говорило о многом.
Потому что он солгал.
Не будет — мы оба это знали.
***
Это был один из последних дней, проведенных вместе.
Освежающий ночной ветер гулял в распахнутом окне и мерно колыхал шторы. Вечер двадцать восьмого мая.
Единственным источником освещения являлась та самая черепашка, которую я купила в «Планетарии» — звезды растягивались вдоль стен, яркими пятнами оттеняли черную футболку Тони, мазали голубым сиянием мои согнутые в коленях и подтянутые к груди ноги и скользили по пушистой шерсти Снежка, свернувшегося в комочек на полу, посреди комнаты.
Я спрятала замерзшие стопы под уголок цветастого покрывала. Хэппи, сидевший против нас, на своем излюбленном месте — в крутящемся стуле, хмуро наблюдал за рыжим пятнышком тепла.
Мы молчали. Я не знала, как реагировать на внезапное откровение Хогана, а Тони кусал щеку изнутри и явно ушел глубоко в себя, не проявляя видимых признаков жизни кроме периодичного подергивания коленом.
«Мы порвали с Кристи», — сказал он и привычно нахохлился, что на сей раз не вызвало добродушной, приятельской усмешки, да мысленного сравнения с ворчливым воробьем.
— Знаете, — заговорил он после затянувшейся паузы, позволяя нашим взглядам зацепиться за его понурое лицо, как за единственный спасательный круг в море беседы, — я, кажется, понял смысл отношений. Его нет, если твоя девушка не является одновременно твоим лучшим другом.
И, наверное, лучше бы он продолжал молчать.
— Что случилось? — задающий подобного типа вопросы Старк — явление редкое и почти не встречающееся в природе, однако я была ему благодарна за небольшое отхождение от заявленной темы.
Это не было тем, что я была готова обсуждать сейчас. При всех нынешних… обстоятельствах.
То, что случилось последний раз на пляже, нами не оговаривалось, но становилось ясно: долго затишье длиться не сможет. Больше не сможет.
Хэппи неопределенно пожал плечами.
— Да как-то все сразу навалилось: претензии, недоговорки. Начали друг друга раздражать по любому поводу. А потом сцепились, и… закрутилось, в общем, словом за слово.
Я не удержалась и скосила взор в сторону второй фигуры, восседавшей на кровати. Благо, к тому моменту, как Тони среагировал и повернул голову, успела сделать вид, что любуюсь зрелищем дремлющего кота.