Мое побережье

Luft_waffe

Старк не ответил; стоило счесть молчание за согласие и запирающую рот на железный засов гордость. Он не ляпнул ни единой гадости, пока я расстегивала замок на утепленной кожаной куртке с красивым натуральным мехом по краям ворота, в который вдруг захотелось зарыться пальцами, носом, прижаться, вдыхая прикипевший запах…

— Подожди, — он неожиданно остановил мою руку, потянувшую было куртку с плеч, и запустил пальцы во внутренний карман. Вытащил маленькую бирюзовую коробочку, перевязанную белой ленточкой. Под бантиком виднелся мелко пропечатанный логотип «Tiffany & Co.». — Это

Джарвис настоял, — заговорил, едва я успела открыть рот в протестующем: «Нет», — он не в курсе, что мы… не ладим, — все-таки услышал, что я сказала тогда, в комнате, Беннеру. — Понятия не имею, что там, я не выбирал, — он всучил коробочку мне и попытался ретиво шагнуть в сторону, однако не принял во внимание свое состояние и чуть не запнулся о собственную ногу. — Можешь ее выкинуть, подарить кому-нибудь, делай вообще, что хочешь, мне все равно. Главное, я отдал, и…

Он замолк, когда я привстала на носочки и без слов клюнула его в щеку.

Взгляды пересечься не успели — я трусливо отвернулась, принимаясь разглядывать коробочку. Осторожно. Трепетно прикасаясь пальцами к ленточке, борясь с желанием потянуть за «хвостик».

Я не оставлю ее. От мысли на секунду кольнуло под сердцем: даже не узнаю, что внутри. Не придумала пока, как, но подарок придется вернуть Эдвину — хоть он и не был официальным дарителем, но других непосредственных связей со Старком и его кошельком у меня не имелось.

Я помедлила, кинув прощальный взгляд на бирюзу, прежде чем спрятала коробочку в кармане пуховика. Сейчас были дела поважнее.

— За что ты так на меня ополчи… Тони? — вид Старка, внезапно согнувшегося пополам, выбил из головы все заготовленные гневливые речи. — Нет-нет, только не в вазу, — я успела подскочить к нему и отобрать предмет декора, в котором болтался сухой веник, именуемый по явной ошибке частью дизайна. — Брюс! Где туалет?

Беннер ответствовал моментально:

— Прямо и налево! С ним все?.. — он приоткрыл дверь, подоспев к нам, и в унисон ему грохотнула крышка унитаза, а колени Тони повстречали твердый кафельный пол.

Именно, Брюс. С ним — все.

— Я постелю ему в своей комнате, — оповестил он, едва желудок Тони вывернуло наизнанку с первым рвотным позывом.

— И, если не сложно, приготовь, пожалуйста, зеленый чай?

Беннер согласно закивал и поспешил скрыться из виду, захлопывая за собой дверь. Я со вздохом прислонилась к прохладной стене. Ну, что ж. Блевать, так блевать.

Туалет здесь был совмещен с ванной; я успела детально разглядеть штору душевой кабины, прежде чем раздался звук слива.

Тони опустил крышку и присел на нового фарфорового друга. Попытался встать — не вышло; ноги подвели, водружая тело обратно. Прикрыв рот рукой, он бессильно оперся локтем о раковину — расстояние между двумя чудесами сантехники, стоявшими бок о бок, позволяло.

— Пеппер, выйди, пожалуйста, я выгляжу ужасно, — пьяный язык заплетался.

Не знаю, было ли это отголосками не пробудившегося материнского инстинкта или чем-то еще, но все глупые обиды сдвинулись на второй план, стоило лишь разок взглянуть на него. Такого.

Почти беспомощный Энтони Эдвард Старк. Словосочетание воистину из разряда бредовых.

Кому расскажешь — не поверят.

О нем хотелось заботиться. Несуразно, и ладно; хотелось ухаживать, печься и оберегать без «задних», что говорится, мыслей, без потенциального извлечения какой-либо «выгоды», просто потому, что мне не плевать.

— Тс, — я тихонько шикнула на него и открутила кран, разбавила воду до комфортной прохладной температуры. — Надо умыться.

Пусть кто-то воротит нос, говоря, как, дескать, «это противно», пусть посмеиваются и называют дурой, не ведающей, что она творит, ежели раз за разом возвращается к человеку, который на ошметках разлетевшегося сердца только не станцевал, — на здоровье, пожалуйста. Но этот человек все еще остается моим лучшим другом, и я никуда от него не уйду. Не брошу, сделаю все и буду кем угодно, не перестану считать его замечательным во всех отношениях.

Дружба не знает слова «противно», когда речь заходит о заботе.

И не моя вина, что мир слеп, забывающий, что он — тоже человек.

— Все хорошо, — я стояла позади, пристроив подбородок на плече.

— Это позор.

— Будто я впервые вижу, как тебя тошнит, — одна рука поглаживала мелко дрожащее предплечье — все же упрямо встал, и теперь, еле удерживаясь, цеплялся из последних сил за раковину — другая скользила по изможденному лицу, омывая водой.

Он не сопротивлялся, а я не задумывалась, что делаю и зачем, прижимаясь губами к горячему виску. Только время от времени порол чепуху о том, как он облажался. В ответ я вторила ему обрывочными фразами-успокоениями, которые его мозг, возможно, даже не воспринимал.

— Буду еще блевать, — с мрачной твердостью констатировал он и оттолкнулся от раковины, возвращаясь к унитазу.

Мне осталось рассеянно мазнуть губами по теплому плечу и покорно отойти к стене.

Брюсу пришлось кипятить чайник дважды — мы провели в туалете около получаса. Капризов со стороны Тони хватало, но я как-то уже отмечала для себя, что Беннер — фрукт еще упрямей, и звезды под его именем сошлись в счастливой фигуре, таки способствуя вливанию напитка в сопротивляющийся рот.

Брюс пообещал, что отвезет меня домой, когда Тони уснет.

Самым сложным по прибытию в спальню на втором этаже оказалось сдержать чешущиеся руки, невидимыми силами притягиваемые к памятной железной дороге.

Он рухнул на кровать навзничь, кажется, не имея никаких сил смотреть на меня.

— Приподнимись, надо снять рубашку. — Лишь покорно трепыхался, позволяя себя раздеть.

Он заговорил внезапно, когда я присела на край постели, не зная, что делать дальше:

— Я сильно дерьмово поступил с тобой?

Темные глаза слабо поблескивали в падающем с улице свете фонаря, и казались необычно огромными.

Сомневаясь, что он вспомнит хоть третью часть диалога к утру, я пожала плечами.

— Ну… это было неприятно.

— Прости. — Воцарившуюся на несколько секунд тишину будто разбавляло призрачное эхо от короткой фразы. Загорелая рука показалась из-под одеяла и интуитивно нащупала замерзшую бледную ладонь. — Не уходи.

— Я еще здесь, — пошевелить пальцами, перехватывая поудобней.