Мое побережье
Шрифт:
— Может, и так.
Глаза в глаза, не отрываясь. Так близко, что в его, карих, темных и ярких, можно разглядеть собственные дрожащие ресницы.
Сердце человека — могила многих чувств. Я мысленно копала яму глубже с каждым его движением: руки в карманы, стиснутые челюсти, шаг назад.
Хочется сказать: отлично, с этого и надо было начинать, но язык не поворачивается; нет больше сил находиться здесь. Видит бог, я бы не удивилась, если бы за моей спиной сейчас внезапно выросло дерево высотой в тридцать футов — такой опустошенной я ощущала себя.
— Теперь довольна?
—
Он кивает, роняя почти раздраженное: «М-м».
Если не удается сойтись поближе, люди расходятся подальше. Интересно, с каких пор это стало нормальным?
Я ничего не сказала. Он не окликнул, когда я поправила на плече сумку и молча скрылась за поворотом.
Только за спиной раздался звук удара по локерам.
Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me
***
Я сидела за столом и обжигала ладони о горячую кружку, пока Майк нарезал полумесяцы у кухонного гарнитура, возясь с обедом — своими фирменными спагетти и жареной с фасолью колбасой в томатном соусе. Кажется, кроме маловразумительного и неотчетливого «угу» я не выдала ни одного внятного комментария на его слова.
«Ты не будешь против, если Ли встретит Рождество с нами?»
Угу.
«Вчера был ложный вызов. Женщина думала, что в ее дом пробрались грабители, но это оказались муж с… ну, ты понимаешь».
Угу.
«Какой пирог лучше заказать: лаймовый или персиковый?»
Угу.
«Туалет усатого воняет, надо бы поменять».
Угу.
Чай был безвкусным.
Он не навязывался с вопросами, не докучал, как у меня дела в школе, чем в определенном смысле радовал; даже совершенно нейтральное «пойдет» в отношении вечера танцев и поездки к морю его устроило — во всяком случае, подробностей он не требовал.
К своему же счастью.
Толкнув дверь в спальню, я по привычке первым делом включила колокольчики гирлянды.
Не заправлять кровать становилось дурной привычкой. С другой стороны, я где-то читала, что это почти полезно — так, солнечные лучи убивают постельных клещей, здравствующих и наслаждающихся жизнью под покрывалом, а свежий воздух их уходу в мир иной благоприятно способствует.
Я превращалась в кроватного монстра; такая же угрюмая и не вылезающая из-под одеяла.
Хочу спать без сновидений. Отключиться, уйти от жуткой реальности, хотя бы образно не существовать длительные промежутки времени. Проваляться все рождественские каникулы, что может быть прекрасней?
Наушники не совсем приятно давили на ушные раковины, но даже подобный мелкий дискомфорт не отвлекал от гложущих мыслей.
Мне писал Хэппи.
Я не стала любопытствовать, знает он что-нибудь или нет; более чем уверена, максимум — догадывается. Тони не из тех парней, кто станет трепаться о подобных вещах, даже лучшему другу. Это мне молчать было критически сложно и хотелось хоть с кем-нибудь поделиться, но… нельзя. Я смотрела в светящийся экран, читая и не берясь за ответ.
Судя по контексту входящих, решил, что поссорились из-за очередной мелочи. Наверное, к лучшему.
«Конечно, человеку, который остался инвалидом или встретился с Бибером,
Хэппи, Хэппи. Ты не имеешь представления, в какой органике мы по уши зависли, и все равно умудряешься говорить именно то, что мне так нужно услышать.
Он прислал аудиозапись «Linkin Park — Leave Out All The Rest»; на мгновение стало немного стыдно, что я так редко их слушаю, крутя, точно пластинку заевшую, свои устаревшие композиции.
«Меня она успокаивает, когда грустно».
«Помнишь, мы ее пели в машине?»
Пальцы напечатали короткий согласный ответ. Сейчас все-таки не до новой музыки.
Он писал долго. То прекращая, то начиная заново.
«Рано или поздно все станет понятно, все встанет на свои места и выстроится в одну красивую схему, как кружева. Станет понятно, зачем все было нужно, потому что все будет правильно».
Я собралась с мыслями, берясь печатать благодарственные тексты и заодно уверяя, что все якобы в порядке, нет поводов для беспокойства, немножко поссорились, с кем не бывает, но Хэппи прислал еще одну песню. Меломан, господи.
«Что бы ни случилось, ничего не принимай близко к сердцу. Немногое на свете долго бывает важным».
Сдалась, нажимая на кнопку проигрывания.
Уснуть получилось не сразу, а когда вышло, я не заметила.
Почему мое счастье зависит от одного гребаного человека?
Или нет, не так.
Зависело.
========== 13. ==========
Тренировочный зал старой танцевальной студии искал новых арендаторов — каких-то мелких предпринимателей, расплодившихся нынче настолько, что умудрились добраться и до нашей глуши.
Снег на улице валил крупными хлопьями, пушистой невесомостью оседал на шарфе, медленно тая и разрушая неповторимые узоры снежинок, а те, чей полет еще не ознаменовался концом, кружили в свете высоких мрачных фонарей.
Я уперлась в заколоченную дверь. За пыльными окнами сгущалась вязкая темнота. Пальцы медленно соскользнули с ручки, дергать которую представлялось затеей бессмысленной.
За спиной раздавались голоса редких прохожих. Люди сновали по белоснежным улочкам, говорили о наступающем празднике: одни смеялись, поздравляя близких с Рождеством, другие ворчали в телефонные трубки и, «сдаваясь», обещали заглянуть в магазин. Рядом билась о каменную стену, расшатываемая порывами ветра, вывеска рыбной лавки.
В стекле едва представлялось возможным разглядеть собственное отражение; пальцы с тихим стуком встретились с холодной хрупкой поверхностью.
Там, куда устремлялся рассредоточенный взор, было гнетуще тихо.
Не загибались пожелтевшие страницы партитуры на зубастом пианино, не скрипели паркетные доски, замолкло призрачное эхо Антонио Вивальди. Погасли громоздкие, пыльные, старинные хрустальные люстры на бронзовых цепях под резными потолками. И этот тусклый, словно бы болезненный, но чем-то упрямо манящий желтый свет уже не окрасит выбеленные в попытке «освежить» помещение стены.