Могикане Парижа
Шрифт:
– Ловко я попался, нечего сказать! – вскричал он.
– А что? Он тебе ничего не ответил?
– Напротив! Он сказал мне, что зовут его Жибасье, что он бежал с каторги и что теперь ожидает одного господина, который должен ему дать тысячу экю за одно дельце, которое он устроил сегодня ночью.
Все трое громко расхохотались.
– Ну, вот видишь, – сказал Людовик Петрюсу, – это совсем не то, что ты говоришь.
– Это из чего ты заключаешь?
– У буржуа не хватило бы остроумия на такой ответ.
Они
Результатом этого предложения Петрюса и были все приключения, составляющие начало нашего рассказа.
XV. Ван Дейк с улицы Уэст
Кроме поразительной красоты и изящества, наружность Петрюса имела еще одну особенность, которая сразу делала его человеком, заметным в толпе. Особенность эту составляло чрезвычайное сходство с Ван Дейком… При взгляде на него невольно приходил в голову вопрос, какова женщина, перед которой преклонится этот баловень природы, а в воображении возникал прелестный образ маркизы Бриньольской, прославленной столькими портретами работы гениального фламандца.
Но Петрюс довольно долго сохранял свободу своего сердца, которое имело право быть требовательным в выборе своего божества. Один случай, однако, неожиданно решил это дело.
Однажды, возвращаясь домой по довольно пустынной улице Уэст, на которой была и его мастерская, Петрюс увидел, что перед дверью дома, в котором он жил, остановилась роскошная карета. Она пронеслась мимо него с быстротою вихря, но гербы на ее дверцах были сделаны так четко и ярко и таких размеров, что он все-таки успел рассмотреть их. То была голова мавра в настоящую величину, над нею княжеская корона и девиз: «Adsit fortior!» (Пусть явится кто-нибудь более храбрый).
Когда карета остановилась, сидевший на козлах лакей в синей с серебром ливрее соскочил на землю, от крыл дверцу, и из нее вышла молодая женщина поразительно изящной и аристократичной наружности.
Вслед за нею, тяжело опираясь на руку лакея, появилась старуха лет шести-десяти.
Девушка остановилась, закинула голову назад и, по-видимому, не найдя того, чего искала, обернулась к кучеру и спросила:
– Уверены ли вы, что это № 92?
– Точно так, ваше сиятельство, – ответил тот.
Дом Петрюса был под № 92.
Увидев, что дамы вошли, художник перешел улицу и, входя в дом, слышал, как младшая из них спрашивала у привратницы:
– Здесь живет мосье Петрюс Гербель?
Гербель была фамилия Петрюса.
Консьержка была буквально ослеплена великолепием обеих дам и роскошью мехов, в которые они были за кутаны.
– Точно так, сударыня, – ответила она, почтительно приседая, – только теперь их дома нет.
– В какое же время можно его застать? – продол жала девушка.
– Утром-с, часов до двенадцати,
Они обернулись, а Петрюс снял шляпу и почтительно раскланялся.
– Вы господин Петрюс Гербель? – спросила старшая довольно дерзко.
– Я, – холодно ответил художник.
– Мы хотим заказать портрет, – продолжала старуха тем же тоном, – возьметесь вы его сделать?
– Это мое ремесло, сударыня, – ответил Петрюс чрезвычайно вежливо, но еще холоднее прежнего.
– Хорошо. Так когда же вы думаете начать? Долго это будет? Много сеансов вам нужно? Говорите скорее: мы совсем замерзли.
Молодая девушка, которая все время не говорила ни слова, заметила резкость тона старухи и сдержанность Петрюса. Она подошла к нему и спросила:
– Скажите, пожалуйста, портрет, который был на последней выставке под № 309, вашей работы?
– Да, моей, сударыня, – ответил Петрюс, смущаясь и от ее красоты, и от мягкости голоса, которым был задан вопрос.
– Если не ошибаюсь, то был ваш собственный портрет? – продолжала она.
– Совершенно верно, – сказал художник, краснея.
– Мне хотелось бы иметь мой портрет в таком же роде: мне чрезвычайно понравились в нем сочетания цветов. У меня уже есть около десяти моих портретов. Их делали по заказу мамы или тети, но я недовольна ни одним из них. Не согласитесь ли вы попробовать угодить такой капризной особе, как я? – прибавила она улыбаясь.
– Постараюсь и даже сочту это для себя за великую честь.
– За честь? – вмешалась старуха. – Почему же это может составить для вас честь?
– Потому, что портрет особы такой красоты и такого положения, как мадемуазель Ламот Гудан, достоин сделать только знаменитый художник.
– Ах, так вы знаете, кто мы? – проворчала старуха.
– По крайней мере, знаю фамилию мадемуазель, – ответил Петрюс.
– Я ведь уже сказала вам, что я капризна и требовательна, но забыла прибавить, что я, кроме того, еще и любопытна.
Петрюс поклонился с видом человека, вполне готового удовлетворить это любопытство.
– Скажите, как вы узнали, кто я такая? – продол жала девушка.
– По дверцам вашей кареты.
– Ах, по нашему гербу? Разве вы знаток геральдики?
– Ведь мне приходится иметь с нею дело почти ежедневно. А какой же исторический живописец может не знать, что после взятия Константинополя и вплоть до Берг-оп-Зоома Ламот Гуданы были на всех полях битв и нигде не нашли того, кого вызывают своим девизом.
Этот так прямо высказанный дифирамб ее красоте и происхождению заставил девушку вспыхнуть.
Тщеславие старухи было тоже польщено, и она взглянула на художника весьма милостиво.