Могикане Парижа
Шрифт:
Тяжело раненный граф был настигнут всадником республиканской армии, который, подняв шпагу, предложил ему просить пощады.
– Мы ее принимаем всегда, – отвечал граф, – но никогда не просим.
– Ты достоин быть республиканцем! – вскричал солдат.
– Да. Но, к несчастью, я не республиканец.
– Ты знаешь, что ждет эмигранта, взятого с оружием в руках?
– Он должен быть в ту же минуту расстрелян.
– Именно.
Граф Гербель пожал плечами.
– К чему же в таком случае просить пощады, безумец!..
Солдат посмотрел на него
В эту минуту привезли в телеге еще трех пленников, связанных и скованных.
Графа посадили вместе с его товарищами по несчастью, и телега направилась к лесу. Ясно, что их везли на казнь.
Когда приехали в лес и высадили пленников, республиканец, взявший в плен графа, подошел к нему.
– Ты бретонец? – спросил он его.
– Ведь и ты также, – ответил граф.
– Если ты догадался, почему тебе было не сказать этого раньше?
– Разве я тебе не говорил, что пощады мы никогда не просим, а сказать тебе, что мы земляки, значит, просить ее.
Солдат отошел к товарищам.
– Это земляк! – сказал он.
– Ну, так что ж, – отвечали другие.
– А то, что я земляка не расстреляю! Вот и все!
– Так и не расстреливай!
– Спасибо, товарищи.
И, подойдя к графу, он снял веревку, спутывавшую его руки.
– Черт возьми! – сказал граф. – Ты сослужил мне большую службу: я давно умираю от желания достать щепотку табаку!
И, вынув из кармана куртки золотую табакерку, он открыл ее и вежливо предложил республиканцам, но они отказались. Тогда граф взял большую щепотку испанского табака.
Республиканцы с улыбкой смотрели на этого человека, который мог с таким наслаждением нюхать табак в ту минуту, когда должен был готовиться к смерти.
– Ну, теперь, земляк, спасайся, – сказал ему солдат.
– Как спасаться?
– Да, именем республики я милую тебя за твою храбрость.
– А товарищей моих вы тоже помилуете?
– О! Что касается их, – сказал республиканец, – они расплатятся и за тебя.
– Тогда, – возразил офицер-бретонец, кладя табакерку в карман, – я остаюсь.
– Чтобы быть расстрелянным?
– Конечно.
– Если так, то ты большой дурак… Через десять минут будет поздно.
– Я эмигрировал с ними, сражался в их среде, был взят с ними вместе и или спасусь с ними, или умру вместе. Ясно теперь?
– Тогда ты храбрец! – сказал республиканец. – За твою храбрость и из любви ко мне мои товарищи согласятся отпустить вас всех на волю.
– Да, но пусть они крикнут: «Да здравствует республика!» – сказал один из остальных.
– Слышите, друзья, – обратился к пленникам граф Гербель, – эти молодцы говорят, что если вы закричите: «Да здравствует республика!» – вы будете свободны!
– Да здравствует король! – крикнули трое дворян.
– Да здравствует Франция! – поспешил крикнуть бретонец, желая своим громким голосом покрыть их голоса.
И все четверо крикнули в один голос: «Да здравствует Франция!»
– Вот так, –
И сев снова на лошадей, маленькая группа удалилась галопом, крикнув на прощанье графу и его товарищам:
– Будьте счастливы и уходите. Да не забывайте при случае, что мы для вас сделали.
– Господа, эти храбрые приверженцы республики совершенно основательно советуют не забывать оказанной ими услуги. Я не ручаюсь, что мы на их месте поступили бы так же благородно…
Тринадцатого октября того же года после взятия Лотербурга и Виссенбурга граф Гербель во главе своего батальона отбил одно за другим три укрепления, взял двенадцать пушек и пять знамен.
Генерал граф Вюрмзер, главнокомандующий австрийского отряда, приехал поздравить его, а принц Конде, целуя его в присутствии собратьев по оружию, подарил ему собственную шпагу.
Однако насколько умереть за монархию казалось ему благородной обязанностью всякого бретонского дворянина, настолько эта междоусобная война внушала ему отвращение.
Опытность, которая является одинаково как к принцам, так и к обыкновенным смертным, ка к правило, после того, когда ошибка уже сделана, т. е. слишком поздно, – пришла теперь и к графу Гербелю. Он уже скорее по обязанности, чем по желанию, продолжал следовать за армией принца Конде до 1-го мая 1801 года – дня роспуска войск.
IV. Граф Гербель де Куртенэ
После роспуска армии Конде эмигранты массами стали переселяться в Германию, Швецию, Италию, Испанию, Португалию, Соединенные Штаты, Китай, Перу, Россию. Одним словом, рассеялись во все концы света и кончили тем, с чего им следовало бы начать, вместо того, чтобы идти с оружием в руках против своего отечества – Франции: обратились к науке, ремеслам, искусствам, торговле, земледелию и промышленности.
Граф Гербель направился в Англию, рассчитывая каким-нибудь образом раздобыть там кусок хлеба. Но как старший сын знатной фамилии и наследник громадного состояния, конфискованного, как у всех эмигрантов, – граф Гербель умел только сражаться.
Был случай, когда он чуть не согласился на предложение одного капитана давать ему даром уроки на гитаре с тем, чтобы тот научил его какому-нибудь ремеслу, но, подумав, отказался и стал упорно искать более доходную профессию.
Однажды, прогуливаясь по берегу Темзы, граф заметил английского мальчугана, усердно долбившего перочинным ножичком кусок дерева приблизительно в один фут длиной. Он остановился, залюбовавшись мальчиком, приветливо улыбнулся ему, когда тот поднял на него глаза. Кусок дерева мало-помалу стал принимать форму кузова корабля, потом ясно обозначилась форма военного брига, приспособленного для десяти пушек. Он вспомнил, глядя на мальчугана, что когда-то и он, сын океана, дитя плоских песчаных берегов, вместе со своим меньшим братом, ярым моряком, судьбой которого мы займемся позже, как судьбой отца молодого живописца, сооружал такие суденышки, восхищавшие его товарищей по играм.