Могикане Парижа
Шрифт:
А Камилл и Кармелита привели эту мечту в исполнение. В одно воскресенье они отправились по разным дорогам и сошлись у границы Медона, откуда продолжали путь рука об руку.
День был прелестный: небо ясное, луга переливались тысячами цветов, с деревьев, стоявших по бокам дороги, осыпались первые пожелтевшие листья, так что молодые люди как бы проходили под триумфальной аркой. При рода щедро награждает подобными праздниками влюбленных: скромная и услужливая сообщница, она дает им полную и неограниченную власть.
Так
Действительно, это была пара, достойная внимания: оба молодые, влюбленные и красивые; Камилл с гордостью во взгляде, взор Кармелиты, наоборот, был меланхоличен.
Наконец, они пришли в Медон, но он показался им слишком населенным.
Какова была радость Кармелиты, когда в новом их домике она увидела свой розовый куст.
Не зная тайной причины, привязывавшей так Кармелиту к розану, Камилл желал доставить ей удовольствие и велел одному из комиссионеров отправиться по кратчайшей дороге, тогда как он и Кармелита шли по самому длинному пути; так что розовый куст был на месте раньше их прихода.
Поцеловав дорогой ей розан, Кармелита перенесла его в свою комнату и продолжала осматривать остальное помещение.
Это был прелестный домик, выстроенный наподобие полевых построек времен Марии-Антуанетты. Он был вы строен из земли, кирпичей и необструганных бревен, вокруг него вился виноград, плющ и жасмин; все эти было создано случаем, фантазией.
Внизу помещались передняя, зал, столовая и кухня. Внутренняя лестница вела на террасу, которая, обтянутая полотном, могла служить летней столовой. Снаружи лестница, перила которой были обвиты гигантскими листьями кирказона, вела в две спальни и две уборные. Две комнаты для прислуги дополняли это гнездышко, почти совершенно скрытое в листьях, во мху и цветах.
Посреди сада возвышалось легкое и изящное строение.
– Ах, какой красивый флигель, – сказала Кармели та. – Что мы сделаем из него?
– Здесь поселится Коломбо, – спокойно ответил Камилл.
Девушка отвернулась: она чувствовала, что покраснела.
Понятно, Камилл не раз повторял имя своего друга, но, казалось, это имя навсегда осталось в самой глубине сердца Кармелиты, и она ни за что не решилась бы произнести его. Еще никогда тень обманутого друга не выступала так ярко во всем блеске своей честности.
И Камилл, так жестоко обманув своего друга, собирался еще сделать его свидетелем их счастья!
Не зная всей глубины любви к ней и потому не пони мая, какую громадную жертву Коломбо принес другу, Кармелита все-таки сознавала, что было бы жестоко сделать его очевидцем ее любви к другу.
– Коломбо? – повторяла она нетвердым голосом, – не сказали ли вы мне, Камилл,
– Конечно, – отвечал Камилл.
– Раз он уехал, – продолжала девушка, – потому именно, что вы любите меня, значит, и он любит меня.
– Ну, да, – подтвердил Камилл, – разумеется, он любит тебя, милый друг. Но ты знаешь, разлука сглаживает многое. Если он был немного сумрачен, глядя на возникавшую нашу любовь, неужели его дружба к нам не сделает дорогим для него наше настоящее счастье?
Кармелита вздохнула. Разлука изглаживает многие впечатления… Так, значит, думала она, если и Камилл отлучится, многое будет забыто!
Она в задумчивости поднялась в свою комнату.
Эта комната, как две капли воды, походила на комнату Кармелиты на улице Сен-Жак. Камилл меблировал ее точь-в-точь так же: те же белые занавеси, то же розовое одеяло.
Любовники провели тут весь сентябрь; они вставали с тем, чтобы заботиться друг о друге, и ложились с надеждой увидать друг друга во сне. Ни одна минута не проходила у них даром: она казалась созданной исключительно для них.
Они решительно забыли о существовании Парижа, улицы Св. Якова, вообще всего мира и, можно бы сказать, почти забыли Коломбо, если бы мы не могли спросить у Кармелиты отчета о тех вздохах, которые вырывались у нее, когда она закрывала глаза и проводила рукой по лбу.
И в отношении самых необходимых вещей, и в отношении людей они были в равной степени беспечны: им недоставало многих нот, некоторые принадлежности туалета требовали обновления, одним словом, были тысячи предлогов для поездки в Париж, но им было так хорошо в домике в Медоне, что они не решались покинуть его.
Снова показаться на улице Св. Якова, снова войти в дом, откуда, казалось, было взято все, и где, между тем, было забыто столько необходимых вещей, снова дать пищу насмешкам соседей – все это было слишком тяжело для Кармелиты.
Недели две переносили они еще нехватку тех вещей, отсутствие которых сначала и не замечали, но которые, неизвестно почему, с каждым днем становились все необходимее.
Раз вечером они сделали список всего необходимого и решили, что на следующий день Камилл отправится в Париж и купит там или принесет из старой квартиры все, чего недоставало в Медоне.
Камилл возвращался раз десять, наконец уехал. Кармелита следила за ним глазами, пока он был виден. Камилл, со своей стороны, посылал ей бессчетные поцелуи и махал платком. Наконец он исчез за поворотом.
Камилл должен был сесть в первый попавшийся омнибус и часам к двум пополудни вернуться домой.
Мы не станем восхищаться любовью Камилла, мы уже достаточно откровенно не раз высказывались о характере креола, чтобы не иметь подозрений, но провидение уже слишком зло посмеялось над Камиллом.