Могила Бешеного
Шрифт:
Любка, прижимая к груди кучу тряпок, близоруко щуря глаза вгляделась в лицо Шрама. Потом в её глазах промелькнула искра узнавания, и она все тем же высоким голосом спросила:
– Капитан Коростылев?..
– Майор...
– Негромко поправил её Тихон.
– А ты изменился...
– Грустно проговорила женщина, не пытаясь скрыть пьяного акцента:
– Откуда шрам-то появился?
Невольно прикоснувшись ко лбу, который пересекал розовато-белый валик рубца, Коростылев махнул рукой:
– Длинная история...
– А я вот теперь здесь...
– Бомжиха развела руки, тряпье осталось зажатым в кулаках, и Тихону предстало на обозрение истощенное тело.
–
– А чего тебя в наши края привело?
– Жадно втягивая дым спросила Любка.
– Планируешь операцию по очистке столицы от бомжей?
– Да нет... Я преступника одного ищу. Террориста.
– Ишь ты... Круто! А мы-то тут при чем?
– Да должен он тут появиться... Он и вчера приходил...
– Погоди, это тот, что с Зуем пришел?
– Догадалась бомжиха.
– Он. Бешеный у него погоняло.
– Ой, - Скривилась Любка, - Склизкий он... Все понты дешевые гнал.
Хвалился... А чего он задумал?
– Это я тебе пока сказать не могу...
– Нахмурился Коростылев и посмотрел женщине прямо в глаза:
– Потом, когда я его поймаю - будет уже можно. А пока... Тихон прикусил нижнюю губу, на мгновение задумавшись:
– Ты мне поможешь?
– А ты меня отсюда вытащишь?
– Пьяно ухмыльнулась бомжиха:
– Ладно. В чем помочь?
– Вытащить тебя я попробую. Обещаю!
– Твердо сказал Коростылев:
– А помощь такая... Сегодня Бешеный должен здесь появиться. И мне надо его арестовать. Сейчас мне надо по делам, а ты, когда он придет, постарайся задержать его, до моего прихода.
– А если не удастся?
– На "нет" и суда нет...
– Грустно улыбнулся Тихон.
– Не боись, капитан, прости, майор, все пройдет как в аптеке!..
– Женщина притопнула босой ногой и исполнила нечто отдаленно похожее на танцевальное па:
– Вишь, какая я? Меня только отмыть, любой мужик мой! А? Хочешь меня?
– И
Любка сложила губы трубочкой и потянулась ими к щеке Тихона, с явным намерением поцеловать.
– Ладно, - Женщина отступила на шаг и оглядела Коростылева с головы до ног:
– Попробую. Не получится - не обессудь.
– Любка!
– Рявкнул какой-то бомж, до пояса высунувшись из-за двери в бомжатник: - Чо застряла?
– Да иду!
– Зло прокричала в ответ бомжиха и, опять повернувшись к Тихону, полушепотом спросила:
– Только ты про обещание не забудь... И, подобрав тряпки, не оборачиваясь, пошла к бомжам.
XXVI. КЛАВА.
Открыв дверь в квартиру, Клавдия Васильевна Шерстнева, для друзей и клиентов Эльвира, сразу поняла, что Савелия дома нет. Она, не снимая высоких, до колена, замшевых сапог, прошлась по комнатам. Бешеный, как и всегда, оставил после себя полный бардак. Широкая двуспальная кровать была незастелена, прямо на подушке лежал черный носок. Второй нашелся в валяющихся на ковре трусах. На пороге ванной лежала разорванная пополам майка. Кухонный стол украсила тарелка с желтыми разводами от яичницы, и надкусанный ломоть ветчины.
Несколько раз Клаве казалось, что Говорков вскоре бросит и её, но, несмотря на непостоянство характера Бешеного, он жил у Эльвиры уже второй год. Вернувшись в прихожую, Шерстнева стянула сапоги, и, оставшись в колготках, принялась наводить порядок. Убрала на кухне, поменяла пропахшее мужским потом постельное белье, застелила кровать, запихала грязное белье Бешеного в бак, уже наполовину полный трусов, маек и носков, и лишь после этого села завтракать.
В партии "РНИ" Клавдия Васильевна занимала не такое высокое положение, как Савелий, но и рядовой проституткой она не было. Начав кидалой-клофелинщицей, Шерстнева чудом избежала срока, после чего срочно переквалифицировалась на "честный" бизнес.
Неожиданно для себя, она вскоре обнаружила, что её сутенер работает на партию "Единение", и она тоже уже состоит в её членах. Обладая достаточно неординарной внешностью, огромные темно-зеленые глаза, вьющиеся пепельные волосы и роскошный, для высокого щуплого тела, бюст, выгодным образом выделяли её из ряда товарок. Кроме того, Эльвира сразу поняла, что хочет от неё партийный хозяин - информации. И эту информацию она и стала поставлять. Вскоре Клаву стали использовать для оказания давления на разного рода политиков. Девушке все это казалось воплотившейся в жизнь игрой, чем-то наподобие шпионского фильма, действие которого разворачивалось у неё на глазах. Она с удовольствием смотрела профессионально смонтированные видеофильмы с собственным участием, во время которых она занималась сексом с депутатами, министрами, членами правительства. Естественно, кроме неё были и другие девушки. Партия не желала рисковать и не позволяла своим эротическим агентам встречаться с конкретным политиком более двух-трех раз. Вот и сегодня она "кувыркалась" с одним из членов предвыборной группы одного из кандидатов в Президенты.
Кого он продвигал, ей было безразлично, но Эльвира точно запомнила все, что этот деятель рассказывал о своем шефе. После завтрака, по свежей памяти, диктофон в этот раз включить не удалось, Шерстнева должна была написать отчет. Но как только она запустила компакт Зинчука и набила пару строк на "Olivetti", музыку разорвал настойчивый сигнал дверного звонка.
Никто, кроме Бешеного, прийти не мог, и Клава, даже не взглянув в глазок, отворила дверь. Не посмотрев, кто входит, девушка повернулась спиной и бросила на ходу:
– Не приставай. У меня отчет.
Шаги, раздавшиеся за её спиной, не походили на поступь Бешеного. Клава настороженно обернулась и увидела незнакомого мужчину, суровый взгляд которого вперился прямо ей в глаза. Через лоб незнакомца наискось проходил старый шрам.
– Вы кто?
– Придя в себя, кокетливо спросила девушка. Но пришелец остался равнодушен к откровенному заигрыванию:
– Мне нужен Бешеный.
– Может, для начала, скажете, как вас зовут?
– Можете называть меня Шрам.
– Сказал Коростылев, пытаясь не пялиться на просвечивающие сквозь неглиже прелести девушки. Несмотря на приличный стаж в первой древнейшей профессии, Эльвира сохранила юность кожи и тела и выглядела максимум лет на восемнадцать.
– Шрам, - Повторила Клава, словно смакуя это слово: