Мои миры, твое отчаяние. Танец 2
Шрифт:
Стан смотрел на Гарри как на безумца и, по всей видимости, был уверен, что тому нужна срочная помощь, желательно медицинская.
— Что случилось? — после долгого молчания поинтересовался он.
— Я виделся с твоим братом на Дне Дурмстранга, — прямо ответил Гарри, извлекая из своего сундука книгу. — Он передал мне это.
Дориан резко побледнел и поспешно сел на кровать, выхватив перед этим из рук Поттера книгу.
— Сколько из нее ты успел прочесть? — тихим, срывающимся голосом спросил он.
— Она на румынском, так что только часть той главы, что он рекомендовал мне. Я две
— Какую именно главу ты читал?
— Седьмую, — ответил Гарри, садясь на кровать своего соседа.
Дориан нахмурил брови, открыл книгу и начал ее читать, с каждой минутой бледня все сильней.
— Ты понял, что тут написано?
— Нет, только отрывки. Именно поэтому и решился рассказать тебе обо всем.
Полувампир нахмурился и тряхнул головой, отбрасывая ненавистную челку с глаз.
— Это обряд подчинения. Обращение наоборот, — Дориан выглядел очень уставшим. — Я просто стал бы твоей комнатной собачкой, с радостью ожидающей приказов, а в награду я всегда был бы привязан к твоей крови.
Стан встал с постели и начал ходить по комнате туда–сюда.
— Касиан не соврал, он просто не договорил, — полувампир сел посреди комнаты на пол и запустил руки в свои волосы, растрепав тем самым себе хвост. — Ритуал помог бы мне. Я получил бы твою кровь, мы стали бы сродни сообщающимся сосудам. Но в случае твоей смерти через какое–то время погиб бы и я. В случае моей смерти ты ощутил бы что–то похожее на дискомфорт, не более. Ах да… в случае подобного приручения я никогда не смог бы принять право на заботу о Клане.
Дориан с силой ударил кулаком по полу.
— Как Касиан мог так поступить со мной? — мальчик перевел дыхание и попытался успокоиться. — Эта книга принадлежала Охотникам на вампиров. Эта организация была сродни Инквизиции, преследовавшей магов. Тут много мерзких ритуалов… Тот, что он предлагал провести тебе, раньше делал из вампиров что–то похожее на собак–ищеек, выслеживающих своих сородичей. В награду они получали возможность испить немного крови хозяина. Вампиры в такие моменты испытывали настолько сильное и острое удовольствие, что не могли уже противиться желаниям хозяина, потому что появлялась сильная зависимость от получения награды. Это так унизительно! Лучше смерть, чем… чем такое!
Казалось, что отчаяние и ужас, шедший от полувампира, можно было пощупать руками.
— Гарри… Гарри… Скажи, как родной брат мог так поступить со мной? Как мог пожелать мне такой страшной участи? Как? Из–за призрачной возможности того, что власть перейдет ко мне, минуя его? Или его ненависть ко мне простирается так далеко?
Дориан прижал к себе книгу.
— Хорошо, что ты не успел перевести все это, а то, что перевел, не смог толком разобрать. Пришлось бы стирать тебе память или… — Дориан поморщился. — Убить. Тут слишком много страшных вещей… Это не просто о том, как от нас защититься. Это пособие по пыткам, извращениям и унижениям вампиров. Редкая мерзость!
Гарри сел рядом с Дорианом на пол и положил ему руку на плечо.
— Может, Касиан решил, что нет иного выхода. Что я… я не причиню тебе никакого вреда и не буду никак использовать. Возможно, он понимает больше, чем мы думаем…
Дориан отчаянно покачал
— Нет… Лучше смерть, чем такая жизнь… Это предательство, Гарри. Но знаешь, в чем дело? Я не расскажу отцу о похищенной книге. Просто не смогу так поступить с братом. А он смог…
— Я думаю, ты поступаешь правильно.
Полувампир шумно сглотнул, а потом перевел взгляд на шею друга. Его глаза стали из темно–красных ярко–алыми. Дориан нерешительно провел по шее Гарри рукой, а потом повалил мальчика на пол и прижал его своим телом к ковру.
— Как же сильно я хочу закончить свою агонию и мучения. А еще… Я устал. Скажи, вот скажи, почему я? За что я? Вероятность, что кто–то из нашего рода испытает подобное, ничтожно мала. Но почему–то это мизерный процент оказался страшной реальностью для меня. Я ни в чем не виноват. Так почему и я обязан так страдать, выгорая душой и телом?
Дориан приблизился к шее мальчика совсем близко. Его горячее дыхание обжигало кожу, а Гарри захотелось убежать.
— Не делай того, о чем потом пожалеешь, — шепнул Поттер, совершенно не сопротивляясь.
По лицу Дориана проскользнула тень. Он поспешно отпрыгнул от мальчика, схватил книгу и бросился к двери, пытаясь открыть ее, но с первой попытки это сделать не удалось. Чуть не выбив ее взрывными проклятиями, он все–таки вырвался в коридор и поспешно бросился к себе.
Гарри остался лежать на полу. Он все–таки испугался, когда вновь увидел совершенно безумные глаза, вглядывающиеся в его… Парализующие все тело… Ритуал из книги был недопустим, но сделать хоть что–то еще не представлялось возможным. Отдать необходимое количество крови Дориану за раз было нереально. Организм просто мог сдать, и встреча с родителями произошла бы раньше, чем он планировал. Умирать не хотелось, особенно после того, как он действительно осознал цену такого невообразимо щедрого дара, который получил одиннадцать лет тому назад.
Восполнить большую кровопотерю кроветворным зельем тоже было нельзя. Он превратился бы в дистрофика с пониженным уровнем обычного иммунитета. В мае мальчик потерял гораздо меньше крови, но данное зелье ему давали в небольших количествах, потому что неправильная доза могла привести к летальному исходу. Гарри после этого очень много ел несколько дней. Организм пытался восполнить растраченные ресурсы.
Почему же не существовало никакого универсального решения проблем? Почему не было готовых ответов, а только вопросы?
Гарри никогда не был чьим–то, не принадлежал никому, не был нужным. Но даже у этого незавидного положения были свои сомнительные плюсы. Предательства, конечно, причиняли ему боль, но свыкнуться с ними было проще. Он не ожидал от жизни простоты, легкости и правильности. Дориану же было невыносимо признать, что те, кто должен считаться близкими людьми, способны умышленно причинить боль и потоптаться грязными ботинками по душе.
Поттер получил массу прививок от наивности и научился выживать. Он так же испытывал боль, горечь, неудобства, но это не мешало ему двигаться дальше. Всегда есть что–то впереди. Черные полосы всегда сменялись обычными серыми, а иногда даже мелькали белые. Но жизнь не была монохромна, на самом деле все зависело от ее восприятия.