Мои воспоминания
Шрифт:
– - Этот на Крылатку, этот на Султана, на Милку...
В углу, под одеялом, лежит дымчатый Туман, и когда к нему подходят, он махает правилом (хвостом) и рычит.
Я глажу его по шелковистой короткой шерсти, а он весь напруживается и рычит как-то ласково и шутливо.
– - Тумашка, Тумашка.
– - Ррр... ррр... ррр...
– - Тумашка, Тумашка..,
– - Ррр... ррр...
Как кошка, которая мурлычет.
Наконец собаки собраны, некоторые на сворах, другие бегут так, и мы крупным шагом выезжаем
Папа командует: "Разравнивайся",--указывает направление, и мы все рассыпаемся по жнивам и зеленям, посвистывая, вертясь по крутым подветренным межам, прохлопывая арапниками кусты и зорко всматриваясь в каждую точку, в каждое пятнышко на земле.
102
Впереди что-то белеется. Начинаешь присматриваться, подбираешь поводья, осматриваешь сворку, не веришь своему счастью, что наконец-то наехал зайца.
Подъезжаешь все ближе, ближе, всматриваешься -- оказывается, что это не заяц, а лошадиный череп.
Досадно!
Оглядываешься на папа и на Сережу.
"Видели ли они, что я принял эту кость за русака?"
Папа бодро сидит на своем английском седле с деревянными стременами и курит папиросу, а Сережа запутал сворку и никак не может ее выправить.
"Нет, слава богу, никто не видел, а то было бы стыдно!"
Едем дальше.
Мерный шаг лошади начинает закачивать; дремлется, становится скучно, что ничего не выскакивает, и вдруг, обыкновенно в ту же минуту, когда меньше всего этого ждешь, впереди тебя, шагах в двадцати, как из земли, выскакивает русак.
Собаки увидали его раньше меня, рванулись и уже скачут.
Начинаешь неистово орать: "Ату его, ату его", -- и, не помня себя, изо всех сил колотишь лошадь и летишь.
Собаки спеют, угонка, другая, молодые, азартные Султан и Милка проносятся, догоняют опять, опять, проносятся, и наконец старая мастерица Крылатка, скачущая всегда сбоку, улавливает момент, -- бросок -- и заяц беспомощно кричит, как ребенок, а собаки, впившись в него звездой, начинают растягивать его в разные стороны.
– - Отрыш, отрыш.
Мы подскакиваем, прикалываем зайца, раздаем собакам "пазанки"*, разрывая их по пальцам и бросая нашим любимцам, которые ловят их на лету, и папа учит нас "торочить" русака в седло.
Едем дальше.
После травли стало веселей, подъезжаем к лучшим местам около Ясенок, около Ретипки.
Русаки вскакивают чаще, у каждого из нас есть уже торока1, и мы начинаем мечтать о лисице.
* Пазанки -- последний сустав задней ноги зайца. (Прим. автора.)
103
Тогда, большей частью, отличается Тумашка, который стар и важен.
Зайцы ему надоели, и за ними скакать он не старается.
Зато за лисицей он скачет изо всех сил, и почти всегда ловит ее он.
Домой мы возвращаемся поздно, часто в темноте.
Выторачиваем зайцев и раскладываем их в передней на полу.
Мама спускается с лестницы с маленькими детьми и ворчит на то, что мы опять окровенили пол, но папа на нашей стороне, и мы на пол не обращаем внимания.
"Что нам какие-то пятна, когда мы затравили восемь русаков и одну лисицу! И устали".
Один раз на охоте папа поссорился с Степой.
Это было около Ягодного, верстах в двадцати от дома.
Степа ехал по редкому березняку.
Из-под него выскочил русак, Степа спустил собак, и мы русака затравили.
Подскакивает папа и начинает горячо упрекать Степу за то, что он травил в лесу.
– - Ведь этак всех собак перебьешь о деревья, разве можно такие вещи делать!
Степа стал возражать, оба загорячились, наговорили друг другу колкостей, и Степа, обидевшись, передал своих собак Сереже, а сам молча поехал домой.
Мы разравнялись по полю и поехали в другую сторону.
Вдруг видим, из-под Степы вскочил русак.
Он вздрогнул, пришпорил лошадь, крикнул: "Ату его", -- хотел было поскакать, но, очевидно вспомнив, что он с Левочкой в ссоре, сдержал свою лошадь (скаковая Фру-Фру) и, не оглядываясь, молча, тихим шагом поехал дальше.
Русак повернул к нам, мы спустили собак и затравили его.
Когда заяц был второчен, папа вспомнил о Степе, и ему стало совестно за свою резкость.
– - Ах, как нехорошо это вышло, ах, как неприятно,-- говорил он, глядя на удаляющуюся в поле точку, надо его догнать. Сережа, догони его и скажи, что я прошу
104
его не сердиться и вернуться, а что русака мы затравили!
– - крикнул он вдогонку, когда Сережа, обрадованный за Степу, пришпорил лошадь и уже поскакал.
Скоро Степа вернулся, и охота продолжалась до вечера весело и без всяких других приключений.
– ---------------
Еще интереснее были охоты по пороше. Волнения начинались еще с вечера.
Утихнет ли погода? Перестанет ли за ночь падать снег? Не подымется ли метель?
Рано утром мы, полуодетые, выбегали в залу и всматривались в горизонт.
Если линия горизонта очерчена ясно -- значит тихо и ехать можно; если горизонт сливается с небом -- значит в поле заметь и ночные следы занесены.