Мои воспоминания
Шрифт:
Так относился отец к своему роману во время его писания.
После много раз я слышал от него отзывы еще гораздо более резкие.
– - Что тут трудного написать, как офицер полюбил барыню, -- говаривал он, -- ничего нет в этом трудного, а главное, ничего хорошего. Гадко и бесполезно!
Я вполне уверен в том, что, если бы отец мог, он давно уничтожил бы этот роман, который он никогда не любил и к которому всегда относился отрицательно.
ГЛАВА XIV
Почтовый ящик
Летом, когда в Ясной съезжались
Он зародился очень давно, когда я был еще совсем маленький и только что научился писать, и существовал с перерывами до середины восьмидесятых годов1.
Висел он на площадке, над лестницей, рядом с большими часами, и в него каждый опускал свои произведения: стихи, статьи и рассказы, написанные в течение недели на злобы дня.
По воскресеньям все собирались в зале у круглого стола, ящик торжественно отпирался, и кто-нибудь из старших, часто даже сам папа, читал его вслух.
Все статьи были без подписей, и был уговор не подсматривать почерков, -- но, несмотря на это, мы всегда почти без промаха угадывали авторов или по слогу,
111
или по его смущению, или, наоборот, по натянуто-равнодушному выражению его лица.
Когда я был мальчиком и в первый раз написал в Почтовый ящик французские стихи, я так смутился, когда их читали, что спрятался под стол и просидел там целый вечер, пока меня оттуда не вытащили насильно.
После этого я долго не писал ничего и всегда больше любил слушать чужое, чем свое.
Все "события" нашей яснополянской жизни так или иначе откликались в Почтовом ящике, и никому, даже большим, не было пощады.
В Почтовом ящике выдавались все секреты, все влюбления, все эпизоды нашей сложной жизни и добродушно осмеивались и живущие и гости.
К сожалению, многое из ящика пораспропало, часть сохранилась у некоторых из нас в списках и в памяти, и я не могу восстановить всего, что было в нем интересного. Вот некоторые вещи, наиболее интересные (из эпохи восьмидесятых годов).
"Старый хрен" продолжает спрашивать. Почему, когда в комнату входит женщина или старик, всякий благовоспитанный человек не только просит его садиться, но уступает ему место?
Почему приезжающего в деревню Ушакова или сербского офицера не отпускают без чая или обеда?
Почему считается неприличным позволить более старому человеку или женщине подать шубу и т. п.
И почему все эти столь прекрасные правила считаются обязательными к другим, тогда как всякий день приходят люди и мы не только не велим садиться и не оставляем обедать или ночевать и не оказываем им услуг, но считаем это верхом неприличия.
Где кончаются те люди, которым мы обязаны?
По каким признакам отличаются одни от других?
И не скверны ли все эти правила учтивости, если они не относятся ко всем людям? Не есть ли то, что мы называем учтивостью, обман, -- и скверный обман?
Лев Толстой". "Спрашивают:
"Что ужаснее: скотский падеж для скотопромышленников или творительный для гимназистов?"
Л. Толстой.
112
"Каких
чем в свою жену или мужа"
Л. Толстой".
"Просят ответить в будущий раз на следующий вопрос.
Почему Устюша, Маша, Алена, Петр и пр.4 должны печь, варить, мести, выносить, подавать, принимать... а господа есть, жрать, сорить, делать нечистоты и опять кушать?
Л. Толстой".
"Из апрельского номера "Русской старины" 2085 года. Жизнь обитателей России 1885 года можно по дошедшим до нас богатым материалам этого времени восстановить приблизительно в следующем виде. Возьмем хоть ту местность Ясной Поляны, в которой теперь находится дом собрания. Местность эта была обитаема в 1885 году семьюдесятью семействами благородных тружеников, поддерживавших в то время, несмотря на тяжесть условий, свет истинного просвещения -- науки общежития и труда для другого и искусств возделывания полей, постройки жилищ, воспитывания домашних животных -- и двумя семействами совершенно одичавших людей, потерявших всякое сознание не только любви к ближнему, но и чувства справедливости, требующего обмена труда между людьми. Семьдесят семейств, просвещенных по тому времени людей, жили на тесной улице, работая, и старый и малый, с утра до вечера и питаясь одним хлебом с луком, не имея воможности заснуть в день более трех-четырех часов и вместе с тем отдавая все, что у них требовали, тем, которые брали это у них, кормя и помещая у себя странников и прохожих людей и развозя больных и отдавая своих лучших людей в солдаты, то есть в рабство тем, которые этого у них требовали. Два же дикие семейства жили отдельно от них среди просторных тенистых садов в двух огромных, равняющихся величине пятнадцати домов образованных жителей и держали себе до сорока человек людей, занятых только тем, чтобы кормить, возить, одевать, обмывать эти два дикие семейства. Занятие диких семейств состояло преимущественно в еде, разговорах, одеванье и раздеванье"
113
игрании на инструментах, странных сочетаний звуков и в чтении или любовных историй или в заучивании самых бессмысленных, ни на что не нужных правил и часто самых кощунственных сочинений, называемых священными историями и катехизисами. Удивительно было то, что люди этих диких семейств эту самую свою развращенную праздность называли трудом, часто даже тяготились им и всегда гордились своим невежеством и праздностью. Жизнь диких семейств состояла в том, что...5.
Л. Толстой".
"Одна дама садилась в пролетку и была в затруднении, куда положить пальто, так как было жарко. Заметив это, кучер сказал: "Пожалуйте, сударыня, мне".
– - Куда?
– - Под ж..у.
Все присутствующие застыдились.
Дамы в 1885 году носят турнюры и не стыдятся.
Один помещик взял из деревни лакея для выезда и гулянья в ливрее за барышнями. Выйдя из магазина с бывшим с ними кавалером, барышни не нашли бывшего лакея. Они стали оглядываться и дожидаться. Лакей вышел из ворот.