Мои воспоминания
Шрифт:
Когда началось печатание "Анны Карениной" в "Русском вестнике", корректуры в длинных гранках присылались отцу почтой, и он их пересматривал и исправлял.
Сначала на полях появляются корректорские значки, пропущенные буквы, знаки препинания, потом меняются отдельные слова, потом целые фразы, начинаются перечеркивания, добавления,-- и в конце концов корректура доводится до того, что она делается вся пестрая, местами черная и ее уже в таком виде посылать нельзя, потому что никто, кроме мама, во всей этой путанице условных знаков, переносов и перечеркиваний разобраться
Всю ночь мама сидит и переписывает все начисто.
Утром у нее на столе лежат аккуратно сложенные, исписанные мелким, четким почерком листы и приготовлено все к тому, чтобы, когда "Левочка встанет", послать корректуры на почту.
Утром папа берет их опять к себе, чтобы пересмотреть "в последний раз" -- и к вечеру опять то же самое: все переделано по-новому, все перемарано.
– - Соня, душенька, прости меня, опять испортил всю твою работу, больше никогда не буду, -- говорил он, с виноватым видом показывая ей запачканные места, -- завтра непременно пошлем, -- и часто бывало, что это "завтра" повторялось неделями и месяцами.
108
– - Мне только одно местечко посмотреть, -- утешал сам себя папа, потом увлекался и переделывал опять все сызнова.
Бывали даже случаи, что, послав корректуру почтой, отец на другой день вспоминал какие-нибудь отдельные слова и исправлял их по телеграфу.
Несколько раз из-за этих переделок печатание романа в "Русском вестнике" прерывалось, и иногда он не выходил по нескольку месяцев2.
Когда отец работал уже над восьмой частью "Анны Карениной", в России шла турецкая война3.
Предвестником ее была необычайно красивая комета 1876 года и целый ряд необычайно красивых северных сияний, которыми мы любовались целую зиму.
В этом огненном ночном блеске и в сиянии яркой хвостатой звезды было что-то стихийное и зловещее.
Во время войны папа и все наши домашние, даже мы, дети, очень ею интересовались.
Когда приходили из Тулы газеты, кто-нибудь из старших читал их вслух и весь дом собирался слушать.
Всех генералов мы знали не только по имени и отчеству, но и в лицо, так как портреты их были и в календарях, на лубочных картинах и даже на шоколадных конфектах.
Дьяковы подарили нам к елке целый полк игрушечных солдат, турок и русских, и мы целые дни играли ими в войну.
Наконец мы узнали, что в Тулу пригнали целую партию пленных турок, и вместе с папа мы поехали их смотреть.
Я помню, как мы вошли в какой-то большой двор, огороженный каменной стеной, и увидали сразу несколько крупных, красивых людей в красных фесках и широких синих шароварах.
Папа смело подошел к ним и начал разговаривать.
Некоторые умели говорить по-русски и стали просить папирос. Папа дал им папирос и денег.
Потом он стал их спрашивать, как им живется, подружился с ними и заставил двух больших бороться на поясах. Потом турок боролся с русским солдатом
– - Какие красивые, милые и кроткие люди, -- говорил папа, уходя
109
которых надо бояться и битв, потому что они режут болгар и бьют наших.
В последней части "Анны Карениной" отец, описывая конец карьеры Вронского, отнесся неодобрительно к добровольческому движению и славянским комитетам, и из-за этого у него вышло недоразумение с Катковым.
Я помню, как папа сердился, когда Катков отказался поместить эти главы целиком, просил его или часть выкинуть, или смягчить и в конце концов возвратил рукопись и поместил в своем журнале небольшую заметку, в которой говорилось, что со смертью героини роман, собственно говоря, кончен, но что далее следует эпилог листа в два, в котором, по плану автора, рассказывается то-то и то-то, и что, быть может, автор "разовьет эти главы к особому изданию своего романа"4.
Благодаря этому случаю отец поссорился с Катковым и после этого уже больше с ним не сходился.
Между прочим, по поводу Каткова мне припоминается одно очень характерное определение отца: он говорил, что большей частью люди, владеющие литературной формой, совершенно не умеют говорить, и наоборот--люди красноречивые совсем не могут писать.
Как пример первых он приводил Каткова, который, по его словам, в разговоре мямлил, запинался и двух слов связать не умел, а ко вторым он причислял многих известных ораторов, и в том числе Ф. Н. Плевако.
Заканчивая эту главу, мне хочется сказать несколько слов о том, как отец сам относился к "Анне Карениной".
В 1877 году он пишет в письме к Н. Н. Страхову: "Успех последнего отрывка "Анны Карениной" тоже, признаюсь, порадовал меня. Я никак этого не ждал и, право, удивляюсь и тому, что такое обыкновенное и ничтожное нравится"5.
В 1875 году он писал Фету:
"Я два месяца не пачкал рук чернилами и сердца мыслями, теперь же берусь за скучную, пошлую "Каренину" с одним желанием поскорее опростать себе место -- досуг для других занятий, но только не педагогических, которые люблю, но хочу бросить. Они слишком много берут времени"6.
В 1876 году он писал Н. Н. Страхову:
110
"Я с страхом чувствую, что перехожу на летнее состояние: мне противно то, что я написал, и теперь у меня лежат корректуры на апрельскую книжку, и боюсь, что не буду в силах поправить их. Все в них скверно, и все надо переделать и переделать, все, что напечатано, и все перемарать, и все бросить и отречься и сказать: виноват, вперед не буду, и постараться написать что-нибудь новое, уж не такое нескладное и нитонисемное"7.