Мокрое сердце

Носоленко Вадим

— Я ищу вас уже некоторое время, доктор Харистов, — Строгов сделал шаг вперед, его холодные серые глаза внимательно изучали комнату. — Вы становитесь трудноуловимым. Исчезаете из больницы на дни. Проводите неавторизированные процедуры.

— Я не знал, что для спасения пациентов теперь требуется разрешение ГКМБ, — сухо ответил Альберт. — Хотя, учитывая состояние нашей системы здравоохранения, может, оно и к лучшему. Меньше пациентов — меньше проблем, да?

Елена бросила на него предупреждающий взгляд,

но Альберт проигнорировал его. Лучшая защита в данном случае — это нападение.

— Что это за процедура? — Строгов кивнул на Андрея Лаврова. — В системе больницы нет записей о клинических испытаниях. Нет одобрения Этического комитета.

— Экспериментальное регенеративное лечение, — ответил Альберт, решив придерживаться полуправды. — Пациент был в критическом состоянии, без шансов на выживание при стандартном лечении. У нас есть информированное согласие семьи.

— И что это за «экспериментальное лечение»? — Строгов подошел ближе к кровати, глядя на мониторы. — Какой препарат вы ему ввели?

— Новый класс стимуляторов тканевой регенерации, — Альберт говорил уверенно, словно описывая рутинную процедуру. — По сути, модифицированный комплекс белков и энзимов, активирующих собственные регенеративные способности организма. Ничего экзотического.

Строгов усмехнулся.

— Вы хороший лжец, доктор Харистов. Но не настолько хороший. Мы знаем, что вы получили технологии из проекта «Феникс». Мы знаем о вашем партнерстве с доктором Тайгаевым. И о странных изменениях у водителя Калинина после лечения отравления кадмием.

Альберт и Елена обменялись быстрыми взглядами. Ситуация была хуже, чем они думали. ГКМБ знала гораздо больше, чем должна была.

— Если у вас есть конкретные обвинения, инспектор, — вмешалась Елена, — предъявите их официально. В противном случае, вы мешаете работе врачей и ставите под угрозу жизнь пациента.

— О, я не собираюсь мешать, — Строгов отступил на шаг, но его глаза оставались холодными и внимательными. — Наоборот, я очень заинтересован в результатах вашего… эксперимента. Так заинтересован, что оставлю здесь своих людей. Для наблюдения.

Он указал на своих сопровождающих.

— Агенты Васильев и Крылов будут дежурить здесь посменно. Чисто в исследовательских целях, разумеется.

— Это нарушение медицинского протокола, — возразил Альберт. — Посторонние не могут находиться в палате интенсивной терапии.

— У них есть специальное разрешение, — Строгов извлек из внутреннего кармана пиджака официальный документ с печатями и подписями. — От Министерства здравоохранения. И я уверен, доктор Зоркин не будет возражать. Он очень… сговорчив в последнее время.

Альберт стиснул зубы. Зоркин, конечно, не будет возражать. Директор больницы слишком боялся за свое положение, чтобы перечить ГКМБ.

— Но это не всё, — продолжил

Строгов. — Мне также нужны образцы препарата, который вы ввели пациенту. И полная документация о процедуре.

— Боюсь, это невозможно, — Альберт скрестил руки на груди. — Все образцы были использованы для лечения. А документация всё еще составляется.

— Тогда я жду ее завтра утром, — Строгов направился к выходу. — И не пытайтесь исчезнуть снова, доктор Харистов. Я бы очень расстроился, если бы пришлось организовывать официальный розыск.

Когда дверь за Строговым закрылась, в палате остался один из агентов — молодой человек с невыразительным лицом и внимательными глазами. Он молча занял позицию в углу, не мешая, но и не спуская глаз с врачей и пациента.

— Что будем делать? — шепотом спросила Елена, когда они переместились к другой стороне кровати, чтобы проверить показатели.

— Продолжать работу, — так же тихо ответил Альберт. — Мы не можем бросить пациента. А Строгов… у него есть подозрения, но нет доказательств. Иначе мы бы уже давно были под арестом.

— Но агенты…

— Проблема, но не непреодолимая, — Альберт бросил взгляд на агента, который старательно делал вид, что не прислушивается к их разговору. — Я свяжусь с Дмитрием и Саяном. Нам нужно ускорить наши планы.

Он повернулся к мониторам, проверяя состояние Андрея Лаврова. Показатели продолжали улучшаться — медленно, но верно. Уровень кислорода в крови поднялся до почти нормального, давление стабилизировалось, а на УЗИ было видно, как поврежденные ткани начинают восстанавливаться.

— Работает, — тихо сказал Альберт, не в силах скрыть удовлетворение. — Несмотря ни на что, оно работает.

Елена кивнула, ее профессиональный интерес временно пересилил тревогу от появления ГКМБ.

— Скорость регенерации ниже, чем у тебя или Марата, — заметила она. — Но всё равно в десятки раз выше нормы.

— Доза была меньше, и организм сильно истощен, — объяснил Альберт. — Но главное, что процесс идет стабильно, без признаков отторжения или других негативных реакций.

Он сделал несколько заметок в планшете, тщательно документируя каждое изменение. Если им придется объясняться перед ГКМБ или другими органами, лучше иметь все данные в порядке.

На следующее утро состояние Андрея Лаврова улучшилось настолько, что это заметили даже обычные медсестры и врачи, не обладающие улучшенным восприятием Альберта.

— Это невероятно, — сказала доктор Наталья Сергеевна, заведующая реанимацией, изучая последние анализы. — Его показатели… три дня назад мы готовились к худшему, а сейчас…

— Экспериментальное лечение оказалось эффективным, — сдержанно ответил Альберт. — Хотя нужно дальнейшее наблюдение.