Молчание
Шрифт:
Круглова улыбнулась и ударила ладонью Николаева по плечу.
— Ах, Николаев! Был ты мелким подлецом — им же и остался. Я тут так растрогалась, а он!
— Да, не было, Лена, у меня, у дурня, серьезных отношений! — признался Павел Петрович. — На первом месте у меня всегда стояла карьера. Только о ней, родимой, и думал. И вот совсем недавно осознал, что самого главного в жизни так и не увидел. Бывает же так.
— Бывает и хуже, — произнесла Круглова. — У меня все хорошо начиналось, да как-то очень быстро
По лицу Кругловой покатились слезы.
— Так, Елена Степановна, мы совсем отвлеклись, — запаниковал Николаев. — Вы это… чего хотели?
Круглова встала, вытерла рукавом лицо и сказала срывающимся голосом:
— Магамединов тебя ждет. Ему твоя помощь нужна. Пришло время принимать серьезные решения, что и как делать дальше. Наша больница уже давно живет по своим законам, и на данный момент именно она имеет власть над нами, а не мы над нею.
— Хорошо, — ответил он. — Ты иди, а я тебя догоню…
Круглова кивнула и вышла из кабинета. «Как-то я резко ее оборвал, не пожалел и не дал высказаться», — поздно спохватился Павел Петрович. — «Странная она какая-то. Но по-своему интересная…»
Он подошел к вешалке, снял с нее защитный костюм и надел его. Неожиданно раздался звонок рабочего телефона. Николаев вздрогнул и кинул взгляд на аппарат. Первое, о чем он подумал, — это о том, что наконец-то наладили связь.
Павел Петрович бросился к телефону и схватил трубку.
— Алло, я слушаю!
— Здравствуйте, меня зовут Андрей Кабен, — заговорил кто-то неприятным монотонным голосом. — Из-за моих глупых магических опытов в вашей больнице появилась очень нехорошая субстанция паранормального характера.
— Знаешь что, парень… — сказал в трубку разозлившийся Николаев…
Глава 7
Человек, который потерял свой мир
Дмитрий Антонович Кожало ворвался в двенадцатую палату ожогового отделения и сразу же набросился на Федора Ивановича, который сидел на кровати и читал газету.
— Отвечай, где Груша и что с ним? И не надо оправдываться! Я знаю, что его пропажа — это твоих рук дело.
— Дмитрий Антонович, я не понимаю, почему я должен знать, где Груша? — с удивлением спросил старик. — И вообще, почему его пропажа — это дело моих рук?
— Все ты прекрасно понимаешь! — заорал Кожало.
Федор Иванович гневно сверкнул глазами.
— Вы меня, конечно, извините, доктор, но мне не совсем понятна ваша открытая агрессия по отношению ко мне.
Кожало отвернулся от него, взял с кровати Груши подушку и откинул ее в сторону. Под подушкой ничего не было. Дмитрий Антонович сорвал с постели одеяло и тоже бросил в сторону.
— Эй! —
На простыне лежал мобильный телефон Груши. Кожало схватил его и затряс им перед лицом Федора Ивановича.
— Вот! Этого-то вы и не учли! — завопил он. — Оно вас и погубит!
Кожало положил телефон в карман своего халата.
— Что вы делаете? — возмутился старик. — Это ж не ваш мобильник.
Кожало в ответ улыбнулся недоброй улыбкой и наклонился к Федору Ивановичу.
— Я тебе даю ровно полчаса для того, что бы ты нашел Виталика и привел его в мой кабинет. Ровно через полчаса, если в мой кабинет не зайдет Груша, я… тебя… убью.
— Это угроза?
Кожало не стал отвечать. Он взглянул на Василия и Пузыря. Они сидели на своих кроватях, в их глазах светилась открытая ненависть.
— Что с ними? Почему они на меня смотрят такими глазами? — крикнул Кожало и уставился на Федора Ивановича. — Может быть, ты мне ответишь?
Старик не выдержал агрессии, направленной на него и поднялся.
— Я спрашиваю, это что угроза, доктор? — спросил он, вскипая.
Кожало толкнул Федора Ивановича в грудь, и тот упал на свою кровать.
— Считай это чем хочешь, но ровно через полчаса твоя жизнь может внезапно оборваться, — сказал напоследок Кожало, вышел из палаты и хлопнул дверью.
Федор Иванович взглянул на дверь и усмехнулся:
— Ну — ну, я, прям, дрожу от страха.
За последним стеллажом в кладовой Игоревич держал за правое плечо Николаича. В глазах Игоревича кипела лютая ненависть. Под ногами мужчин крутились «зместрелы», из голов которых высунулись маленькие антеннки. Глазки у них блестели, как капли ртути, и перебегали с Николаича на Игоревича и наоборот.
— Мужики, вы чего? — спросил Акимов, его громадный живот затрещал от сильного натяжения тканей, готовый вот-вот лопнуть.
Игоревич крепко сжал плечо Николаича. Лицо у начальника мастерской перекосилось от боли. Николаич скинул руку Игоревича с плеча и толкнул его в грудь.
— Эй, мне больно! — вскрикнул он.
Игоревич бросился на Николаича и двумя руками схватил его за шею. Ноздри, у взбесившегося непонятно по каким причинам мужчины, зашевелились, как у лошади, и раздулись. Глаза налились кровью.
Начальник мастерской пытался оторвать пальцы Игоревича от своей шеи, но у него ничего не получалось. На лбу Николаича проступили вены. Он сопротивлялся изо всех сил, но в руках напавшего на него мужчины сконцентрировалось столько силы, что ей невозможно было противостоять.
Николаич понимал — еще чуть-чуть, и схватка закончится печально. Он проигрывал ее — и ничего не мог с этим поделать. Проигрывал — но не сдавался!
Панически не хватало воздуха! Он никак не мог его вдохнуть.