Молчание
Шрифт:
— А дальше мы начнем приводить в действие план Инги Вацлавовны Весюткиной.
Николаев повысил голос:
— Но прежде еще вот что скажу: в следующий раз, когда я вас соберу, чтоб предо мной стояло людей в десять раз больше. Борыгин, тебе поручаю. И запомните, как прописную истину: с этого момента в больнице я — самый главный, и нет здесь никого главнее меня. Все ваши вопросы вы решаете только со мной.
— А как же главврач больницы? — удивилась вслух Белоусова. — Вы уверены, что он ваше решение одобрит?
— Хмельницкий
— Это точно, — согласилась с ним Алена.
— Для тех, кто не понял, повторяю, — заревел басом Борыгин. — Николаев с этого момента самый главный: запомните сами и другим передайте… А Хмельницкий — говно, а не главврач! И нам такой не нужен! Если хотим жить — будем бороться под руководством настоящего лидера. Ура Николаеву!
В ответ ему повисла тишина. Все собравшиеся стали испуганно переглядываться.
— Я не слышу! — заревел еще громче Борыгин.
— Ура! Ура! Ура! — раздались в ответ нестройные выкрики.
Сергея затрясло. Сказалась большая потеря крови и невероятная слабость, сделавшая его практически неподвижным, неспособным постоять за себя. Отвратительное и унизительное положение. Он медленно покрутил головой, рассматривая чего-то ждущих «ногогрызов». Они облепили его со всех сторон, заняли все свободные места в комнате.
Сергея удивило то обстоятельство, что «ногогрызы» смотрели на него невинными глазками, как добродушные щенята или котята. Он осторожно сжал пальцы правой руки в кулак. Моментально раздалось резкое «вжи-жить», и ближайшие к его руке «ногогрызы» угрожающе высунули свои острые и крутящиеся со скоростью пилы.
— Эй! Тихо… тихо, — вскрикнул Сергей.
В ответ ему раздался очень длительный по звучанию рев. «Вжи-жи-жить», — орал «ногогрыз» со стороны его левой руки. Сергей моментально повернул голову в сторону угрожающего звука и увидел, что к его руке протискивается «ногогрыз» по размерам в два раза больше остальных.
Сергей сжал пальцы левой руки в кулак. «Ногогрызы» моментально на это среагировали истерическим «вжиканьем» пил. Самый большой «ногогрыз» поднялся по брюкам на ногу Сергея и переместился поближе к его паху.
Сергей резко поднял руку и попытался скинуть с себя эту жуткую ползучую тварь. «Вжи-жижижи-жить», — ужасно громко и протяжно заревел своими острыми пилами в ответ большой «ногогрыз». Пилы больно задели пальцы Сергея, и он быстро сунул их в рот, глотая при этом собственную кровь, которой у него и так мало осталось.
Сергей с ужасом уставился на быстровращающиеся пилы большого «ногогрыза», они все ближе и ближе приближались к ткани брюк в районе ширинки.
— Эй, друг, ты чего задумал?! — взвизгнул Сергей.
В это же мгновение из тела большого «ногогрыза» со скоростью пули вылетела острая игла
Сергей закатил глаза и повалился на спину, больно ударившись головой о бетонный пол. Большой «ногогрыз» заполз на его живот и продолжил вводить синий раствор через прозрачную тонкую трубочку, периодически перемещая иглу в другие места на животе.
Погодин нашел Николаева в ординаторской на четвертом этаже. Тот сидел за столом в кожаном кресле и листал ежедневник Кожало.
— Ты не поверишь: работа пошла! — закричал с порога Петр Алексеевич. — Люди стараются вовсю: наводят порядок, всех больных размещают в чистых палатах. Пятый и шестой этажи освобождают, часть кроватей переносят сюда в ожоговое, часть наверх. Короче, люди зашевелились, желающих помочь становится все больше и больше.
Николаев оторвал взгляд от ежедневника.
— А главное, у них появилась надежда, — произнес он. — Чего, скажем, мне самому не хватает.
— Ты только здесь не засиживайся, — посоветовал ему Погодин. — Ты к людям выйди. Дай им понять, что они все делают правильно.
— Я скоро к ним присоединюсь, — пообещал Павел Петрович.
Погодин подошел к столу и взглянул на ежедневник.
— Что это ты читаешь, такое интересное?
Николаев неохотно протянул ежедневник завхозу.
— Это записная книжка Кожало, — пояснил он.
Погодин взял ежедневник из рук Николаева и стал разглядывать со всех сторон.
— Ого! И что в ней интересного написано? — спросил Погодин, листая страницы.
— А то, что он тоже не сидел, сложа руки, и за это бедняга, как я понял, и поплатился.
Погодин кинул осуждающий взгляд на Николаева:
— А поконкретнее можно?
Павел Петрович застучал пальцами по столу. Как всегда, он и разговаривал, и думал одновременно.
— Конкретнее? Кожало пишет, что ведет наблюдение за поведением рассказчика, и отмечает, что рассказчику не нравится, когда рядом с ним повышают голос. И что самое странное для меня…
Николаев замолчал. Очередная серьезная мысль парализовала его язык. Через несколько секунд он продолжил объяснения:
— Дальше он пишет, что рассказчик сразу убивает того, кто очень громко шумит рядом с ним.
— Да, — усмехнулся Погодин. — Интересное наблюдение.
— Нет, ты вдумайся в эти слова. Получается, Кожало видел, как рассказчик убивает за то, что кто-то очень громко шумел возле него.
— Ничего себе!
Николаев встал и забрал ежедневник из рук Погодина.
— Я считаю, что это очень ценная информация, и о ней нельзя говорить другим.
— Ты что, сдурел? — воскликнул Погодин. — Наоборот, нужно людям как можно быстрее об этом рассказать!
Павел Петрович зло сверкнул глазами.