Молчание
Шрифт:
Голос Оли сорвался.
— Жаль, что я не увижу, когда вас всех как тараканов раздавят, тварей…
«Вжи-жи-жить», — громко взвизгнул самый отчаянный «ногогрыз» и бросился к ногам Оли. Она закрыла глаза и со всей силы ударила ногой по нему. «Ногогрыз» отлетел назад, как футбольный мячик. «Вжи-жи-жить», — около десятка «ногогрызов» с двух сторон устремились к ногам Оли.
Она бросила грустный взгляд на проем в стене, ведущий в шахту. Ее от шахты отделяло два метра, которые заполнили «ногогрызы».
— Прощайте! —
Оля успела оттолкнуться еще раз и совершила прыжок в шахту.
— Мамочка! — закричала она.
Раздались два глухих удара ее тела о металлическую конструкцию, расположенную по всему периметру стены шахты, и внезапно все затихло, даже «ногогрызы» перестали шуметь своими пилами.
«Кап…кап…кап…», — остался слышен шум где-то капающей жидкости.
Глава 10
Борьба за лидерство
В кабинете заведующего ожоговым отделением Дмитрия Антоновича Кожало царил творческий беспорядок. Все, что уцелело после разгрома, было расставлено по местам, но не совсем правильно, а точнее, абы как — криво, косо, вверх тормашками — так, как захотелось новой творческой натуре.
Сам заведующий сидел посередине кабинета на полу и что-то рисовал на офисной бумаге, а за его спиной стоял Николаев и с любопытством наблюдал за его действиями.
— Палка, палка, огуречик — вот и вышел человечек, — пел Дмитрий Антонович.
На секунду он замолчал и почесал затылок.
— Ага! — вскрикнул он, наклонился, что-то дорисовал на бумаге и пропел тенором. — А теперь добавим ножек — получился осьминожек.
Николаев взглянул на художества Кожало, разбросанные по всему полу. Они представляли собой рисунки на уровне пятилетнего ребенка.
Дмитрий Антонович тяжело и одновременно удовлетворенно вздохнул:
— Да… Все гениальное просто…
Николаев легонько, с какой-то опаской, хлопнул его по плечу.
— Дмитрий Антонович, с вами все в порядке?
Кожало вздрогнул от неожиданности и повернулся лицом к Павлу Петровичу.
— А? — произнес Кожало, и из его носа потекли кровавые сопли, они почти достигли верхней губы и там остановились.
Николаев обреченно кивнул.
— Извините, — сказал он, — я все понял. Не отвлекайтесь от этого очень серьезного занятия.
Павел Петрович медленно осмотрел весь кабинет и остановил взгляд на рабочем столе Кожало, верхний ящик которого, был чуть-чуть выдвинут, внутри него виднелся разный хлам.
— Если вы не возражаете, — пробормотал Николаев, внезапно вспомнивший про Магамединова. — Я вам еще одного художника в помощь приведу.
Кожало кивнул с серьезным выражением лица и поправил пальцем очки на носу.
— Это
Николаев подошел к рабочему столу и выдвинул ящик на столько, насколько можно было его выдвинуть. Среди всякого офисного барахла он сразу заметил ежедневник Кожало. Он взял его, полистал немножко, хмыкнул и посмотрел в сторону Дмитрия Антоновича.
Открылась дверь и в кабинет заглянула Алена.
— Павел Петрович, тут у поста собрались люди… Ждут, когда вы выйдете к ним…. Правда, нас не так много.
Николаев закрыл ежедневник Кожало, опустил его в карман халата и о чем-то задумался. Затем спохватился, что на него смотрит Алена и ждет ответа.
— Сейчас иду! — произнес он. — Просто тут есть о чем подумать…
Почувствовав ледяной холод, Сергей открыл глаза. Его очень сильно знобило.
Ему даже показалось, что он примерз к бетонному полу. Он хорошо помнил, что Оля отправилась за помощью, но не верил в удачу этой затеи.
Сергей уставился в потолок и задумался, откуда идет неприятный розовый свет. Что является его источником? Внезапно перед его глазами все поплыло, потеряло резкость.
— Ох… Ох… — застонал он, закрыл глаза и повернул голову набок.
Со стороны входной двери раздался скрежет и скрип. Глаза Сергея вмиг распахнулись, он приподнял голову и взглянул в сторону пугающего звука.
Под дверь протискивался «ногогрыз».
— О, черт! — вскрикнул Сергей и дернулся.
С трудом сел, схватившись за стену, и уставился на «ногогрыза». В комнату через щель под дверью лезли его товарищи с пилами, их было много, они лезли и лезли…
Приближалось время обеда. На кухне у электроплиты стоял Жабраков — здоровенный мужик с задницей, как у слона, — и жарил на большой сковороде жирное мясо с луком, помешивая деревянной лопаткой. На этой же электроплите что-то варилось в большой кастрюле, из нее вверх поднимался ароматный пар.
Жабраков зацепил деревянной лопаткой кусочек жирного мяса, попробовал его на вкус, и тут же скривился от отвращения.
— Фу, какая гадость… Неужели люди захотят есть такое?
— Да, хрен его знает этого Хмельницкого, — ответил Игоревич. — Такое ощущение, что у него крыша поехала.
Он расположился на стуле и открывал банки с тушенкой, вываливая их содержимое в зеленую кастрюлю, которая стояла на столе, и из которой тоже шел пар.
— Мне кажется, мы совершенно нерационально используем пищу, — заметил Жабраков. — Такими темпами запасы кладовых быстро иссякнут.
— Запасов здесь, конечно, дай боже, — не согласился с ним Игоревич. — С такими запасами мы еще долго протянем. Но вот зачем людей кормить, как на убой, я не пойму.