Молчание
Шрифт:
Борыгин секунд пять простоял на одном месте, словно ничего не произошло, и рухнул на пол.
Одна из женщин, что мыла пол, схватилась за голову и завопила во весь голос:
— Это сам дьявол! Спасайся, кто может!
Моментально все свидетели происходящего разбежались по палатам. В коридоре остались только Николаев и Хмельницкий.
— Ну что смотришь на меня, как на седьмое чудо света?! — спросил главврач перепуганного Николаева.
— Убивай меня, чего ты ждешь? — прошептал Павел Петрович.
— Заткни,
Он замахнулся и ударил Николаева в ухо.
— Пошел вон отсюда, мразь! — рявкнул главврач. — Чтоб я тебя больше никогда выше четвертого этажа не видел!
Павел Петрович, прижав ладонью ухо, стал медленно отступать в сторону лестничной площадки. Хмельницкий, наблюдая за движением Николаева, произнес:
— Знаешь, в чем твоя слабость? Ты говоришь: «Убей меня», а в голове молишься богу, чтоб я тебя не тронул. Ты готов отдать все в обмен на то, чтобы жить. Ты слабак по природе. Как только кто-то находится сильнее тебя, и ты чувствуешь риск смерти, ты готов молить о пощаде. Может я не прав?!
Николаев, продолжая отступать, ответил:
— Почему же? Прав! Все люди чего-то боятся.
Хмельницкий посмотрел на Николаева с презрением.
— Беги, сопляк, отсюда, пока я не передумал, — сказал он.
Николаев кивнул и побежал к лестничной площадке. У самого выхода он остановился и повернулся лицом к Хмельницкому.
— А знаешь, в чем твоя и тебе подобным тварям слабость?
Главврач с усмешкой на лице кивнул, позволяя Павлу Петровичу высказать свою мысль.
— В излишней самоуверенности и в ощущении своего превосходства, — сказал Николаев.
Жабраков высыпал мусор из мусорных ведер в один большой полиэтиленовый мешок.
— Я через полчаса вернусь, — сказал он. — Пойду посплю чуток.
— Я тоже очень хочу спать, — произнес Игоревич, нарезая хлеб.
— Так что тебе мешает? — искренне удивился Жабраков. — Иди ложись. Времени полно.
Игоревич бросил косой взгляд на Николаича, который с недовольной миной подметал пол большой метлой.
— Да я… чуть попозже, наверное, — прошептал Игоревич. — Дела у меня есть еще кое-какие.
— Тебе решать. Я-то пойду спать по-любому. Без сна я тюфяк.
Жабраков с мешком, заполненным мусором, вышел из кухни. Николаич посмотрел на закрывающиеся двери, наклонился и вымел все из-под стола, затем молча переместился к навесным шкафчикам.
Николаич осторожно взглянул на Игоревича, тот скидывал порезанный хлеб с доски в железный таз.
— Николаич, есть у меня кое-какие мысли, которыми я хотел с тобой поделиться.
Раздался скрип открываемой дверцы. Игоревич даже не дернулся, хоть и услышал этот скрип, он спокойно продолжил нарезать хлеб.
— Блин! — заорал Николаич. — Я не понял, куда подевалась вся
— Я ее всю вылил в раковину, — произнес Игоревич, как будто речь шла о каком-то пустяке.
Николаич с кулаками бросился в сторону Игоревича.
— Что ты сделал? Повтори!
Игоревич встал и с размаху воткнул нож в разделочную доску.
— Я ее вылил в раковину от греха подальше.
Николаич со всего размаху нанес удар по носу Игоревича. Игоревич отлетел от удара прямо к стене.
— Кто тебе дал право распоряжаться моей водкой?! — заревел Николаич, его глаза налились красным цветом.
Игоревич вытер струйку крови, вытекшую из носа, и уставился на ошалевшего Николаича.
— Я ничего не могу понять, — очень тихо произнес он. — Ты что, из-за водки так бесишься?
Николаич схватил табуретку и кинул в него. Игоревич закрылся руками, табуретка ударилась об его локти и разлетелась на части.
— О-ё! — завыл Игоревич. — Мне же больно!
Николаич вырвал нож из доски и бросился на Игоревича. Тот отскочил в сторону. Николаич бросился за ним. Игоревич запрыгнул на стол и перескочил со стола на электрическую плиту, которая, к его счастью, была выключена.
Николаич, немного отдышавшись, стал размахивать ножом, как бравый десантник, затем он его подкинул вверх, поймал и бросил со всей силы в сторону своей жертвы. Игоревич успел спрыгнуть с электроплиты на пол, нож пролетел над его головой и воткнулся во входные двери.
— Николаич, побойся бога! — закричал напуганный Игоревич. — Зачем ты меня хочешь убить? Водка того не стоит.
В ответ на Игоревича полетела пустая кастрюля. Игоревич спрятал голову за электроплитой.
Николаев ворвался в ординаторскую ожогового отделения и стал крушить все подряд. Разлетелись на части стол и стулья, разбилось вдребезги зеркало, шкаф рухнул вперёд, кресло попало в умывальник.
Злости его не было предела.
— Убью суку! — орал Павел Петрович. — Убью гада!
Николаев опустился на колени и заскулил от злости.
— Сука! Сука! — выл он. — Что ж я тебя сразу не задушил?!
В ординаторскую неуверенно заглянул Бобров.
— Павел Петрович, можно я зайду?
Николаев бросил угрюмый взгляд на санитара.
— Заходи, Степан, — нехотя сказал он.
Бобров стал посреди ординаторской и оценил масштабы разрушений.
— Ну как вы?
Николаев развел руками.
— Как видишь!
— Если честно, я так и не понял, — произнес Бобров, — как это Хмельницкий так круто расправился с Борыгиным?
— А очень просто! — закричал Павел Петрович и ударил кулаком по колену. — Хоп! И готово!
Бобров сел на корточки.
— Разве такое возможно? Взять и сказать: «Хоп!». И на тебе: у другого человека фонтаном вылетают мозги из головы. Я такого в школе не проходил.