Молчи или умри
Шрифт:
— Не заходила, хотя…
— Хотя что?
— Один из полицейских агентов после долгих отпирательств вспомнил, что участвовал в их расстреле. Признался все-таки. Ну, и получил по заслугам.
— По-моему, при рассмотрении этого убийства толком так ничего и не выяснилось.
— Имена карателей известны: начальник полиции Шаламанов, трое агентов — Пешев, Димо-Стукач, Ванчев и еще десяток полицейских. Все они признали, что им заранее было известно о предстоящей явке. Спасу и Петру устроили засаду и ликвидировали обоих на месте.
— Постой, постой! А что насчет того агента? Он вроде бы говорил что-то.
— Ты имеешь в виду Пешева? Признался, что тоже участвовал в акции, но якобы по принуждению, дело, мол, касалось «коммунистического центра», где были и наши люди. Так и выразился, «наши», сиречь, агенты полиции.
— Хочешь сказать, что в центре был провокатор?
— Может, и врал.
— А может, и не врал.
Сокол опять разлил ракию. Пили молча, каждый уйдя в свои мысли.
— И все-таки ты не поколебался исключить Старого из партии.
— Это совсем другой разговор.
— Хочешь сказать, заявление сыграло свою роль?
— Оно действительно хранилось в архивах.
— А вы и расследовать не стали. Вышвырнули — и дело с концом.
— Времени, Марин, было в обрез. Корпеть над каждым документом, когда задачи сыпались на голову градом? Да и честно говоря…
— Ну?
— Боялся.
— Чего боялся?
— Мысль одна покоя не давала…
— О Петре со Спасом?
— Да хотя бы о них. Поверь, в жизни никого так не почитал, как Старого. Другого такого учителя в революционной борьбе не знал. И все-таки не давала покоя мысль, а ну как размотается клубок… Грех признаться, но…
— Уж замахнулся, так бей.
— Если даже и случилось такое, я про себя решил, что было, то было. Лучше раз и навсегда покончить с заявлением, будь оно неладно…
— Да-а, все честь по чести, не подкопаешься.
— Какой с нас спрос, Марин? Молодо-зелено, котелок еле-еле варил.
Они снова умолкли. По двору с глухим рычанием пробежал породистый пес, уши торчком.
— Марин, не знаю, стоит ли говорить, но раз уж затеяли разговор в открытую, давай до конца.
Коев выжидающе посмотрел на Сокола.
— В тот вечер, когда убили Спаса и Петра, возле бани вертелся и Старый.
— Старый?! Быть того не может!
— Алексий его видел.
— Час от часу не легче.
— И самое невероятное, что Шаламанов прошел мимо, словно его там и не было. Это-то и…
Сокол умолк, как бы сожалея, что дал волю языку. Он поднял рюмку и залпом выпил ракию.
Коев почувствовал, как налились свинцом ноги, перед глазами поплыли круги. Значит, и Старый был на месте происшествия. Причем Шаламанов молча прошел мимо него…
— Я в свое время собирался расспросить об этом Старого…
Коев потер виски.
— Да так и прособирался…
«Непостижимо, — думал Коев. — Непостижимо и необъяснимо. Что нужно было Старому
— Чем больше голову ломаю, тем сложнее все кажется, — сказал Сокол, будто прочитав его мысли. Лицо его, крупное, морщинистое, раскраснелось, на виске вспухла вена, того и гляди, лопнет.
Коев испугался, что Сокола может хватить удар. Он почувствовал угрызения совести, но нужных слов для извинения не нашлось. Вместо этого он спросил:
— Скажи, Сокол… Тот… Ну, Соломон, жив еще?
— Жив, но что с него взять? Совсем из ума выжил…
Коев поднялся и стал прощаться.
— Спасибо за гостеприимство.
— Да какое там гостеприимство, так…
— Не падай духом!
— Ох, Марин, времечко-то как мчится. Оторопь берет… Как это вы у себя в столице называете? Альенация, что ли?
— Правильно.
— Никакая это не альенация, а просто одряхляция…
— Ну-ну, тебе еще грех жаловаться, — попробовал взбодрить его Коев.
— Вот и ты тоже. Все кругом только и делают, что утешают. А я-то знаю… Ну, бывай здоров! Заглядывай, не забывай!
Часы показывали семь. Коев даже удивился, сколько важных событий произошло за такой короткий срок. Кто-то сказал, что в провинции время тянется медленнее. Медленнее или нет, во всяком случае оставалось вполне достаточно времени… времени еще для одного посещения.
«Чем глубже я копаю, тем больше фактов против Старого, — рассуждал Коев. — Во-первых, он побывал под арестом, во-вторых, знал пароль и, вдобавок ко всему, — оказался на месте встречи. Шаламанов никак не отреагировал на его присутствие… Пожалуй, разумнее всего прекратить расспросы, поставить точку. Пустая это затея. Давным-давно под пеплом похоронено, сколько ни разгребай — одни истлевшие головешки… Так неужто же примириться?!
Наперекор всем фактам он отказывался верить в причастность Старого к тем трагическим событиям. В памяти всплыл девиз Старого: молчи или умри! Его как заклинание повторяли во время арестов он и его товарищи… Молчи или умри! Нет, тысячу раз нет! Не повинен Старый в убийстве двух подпольщиков. Не той он закваски, чтоб сломаться…
Коев без труда узнал Соломона. Те же сросшиеся на переносице брови, горбатый нос, те же длинные обезьяньи руки. Он вновь испытал непривычное чувство, которое охватило его после разговора с бондарем, и вновь мелькнула мысль: не бог весть сколько времени прошло, кажется, только вчера произошли Великие события, топором разрубившие эпоху пополам… По сути, Соломон лишь казался прежним. В действительности же от него осталась лишь тень, мумия, с виду долговечная, а дунешь — обратится в прах…