Молох
Шрифт:
— Сампсониевская — продолжал слепой, ориентирующийся в местности лучше любого зрячего. — Она даёт выход на Красную ветку, к Выборгской. Её ещё иногда так и называют — Выборгская 2. За ней Гренадёрская, она же Кантемировская. Также советую на ней не задерживаться. Когда произошла Катастрофа, наши предки — тогда ещё нормальные люди, рассказывали, что в районе Гренадёрской пережидали войну сотрудники метро. Через месяц, при исследовании путей и глобальном расселении подземки, пятьдесят восемь тел обнаружили на неуказанной нигде станции. Все, как один вздулись. Нечто пузырей, наполненных синим гноем. Даже глаз не было: вместо неё жижа.
Но кавказец больше не слушал. Метро внутри метро. Столько лет жить под землёй и не ведать, что под носом течёт другая жизнь с приставкой «анти», пусть и скрытая за семью печатями. И вскрыть их можно было путём прохождения по знойной каменной пустыне. Только Ахмет собрался спросить про неё, как сам не заметил, что тоннель вывел их на Сампсониевскую. Станция, заваленная деревяшками и картонками, так же была пустынна. Будто кладбище, в котором под покровом мглы скрыто сотни тел. Прямо там, под ногами, замурованные в бетон, они стонали, умоляли, чтобы их души вырвались к небу, прорвались сквозь облака, но те их не выпускали, лишь снова и снова поражая дозой радиации. Выше солнышка, ниже кладбища.
На станции долго задерживаться не стали — один раз Ахмет уловил струйку запёкшейся крови, тянувшуюся, по-видимому, к Выборгской. Там же и красные следы берц 46-го размера. Кто-то кого-то здесь тащил на себе. Наверняка, диггера пырнули ножом, а второй, как истинный собрат по оружию, вынес беднягу на себе. Может, и до военмедиков пришлось дойти, но вряд ли храбрец успел бы. Покидая станцию, брат Вано не сдержался и выказал удивление, что станция тоже заброшена. «Неэкономная трата территории», — выдохнул герой напоследок, на что Иисус пожал плечами. Ему не понять, ведь скоро все станции от Горьковской до Просвещения будут в руках этих чудных людишек.
По мере продвижения к бубонной (чумной) станции стала возрастать тревога. Пару раз Ахмет чуть не споткнулся, так как рельсы то появлялись, то исчезали. Радовали хоть естественные лампы освещения, появившиеся, как путники вступили на Сампсониевскую. Лёгкий оранжевый полумрак создавал ошибочный уют, позволяя телу расслабиться. Жмурь шёл как ни в чём ни бывало. Сколько же прошло таймера? Пятнадцать минут? Или часов? Чёртово понятие времени! Даже оно усмехается над нами. Но не успела злость набрать обороты, как Ахмет, заглядевшись рельсами, впечатался в спину застывшего Иисуса. Впереди, перекрывая вход на станцию, «на рогах» стоял вагон метро.
— Я первый — Ахмет уже и позабыл, когда брал инициативу на себя. Судьба, какая бы та ни была злодейка, отплатит тебе. Если жмурь-каннибал должник перед жизнью кавказца, то теперь ОН обязан истине ему. Баш на баш.
— Давай сюда! — крикнул братец Вано уже на той стороне обители. Без каких-либо усилий, просачиваясь в щель между массивными колёсами и стеной, Иисус вылез на той границе Гренадёрской-Кантемировской.
Ламп здесь было больше (и вновь неэффективная трата энергии), массивные колонны, несвойственные для станции, которую в глаза видели разве что единицы. Ахмет с Иисусом вышли на середину платформы, туда, где освещались синие следы. Трупов не было, только парочку зубов проглядели у столба. Вот вы — рождённые Катастрофой, первые её представители. Что же с вами стало? Почему рок обрушился именно сюда? На станцию, отрезанную от всех и вся. Законсервированную толстым слоем бетонного
Встреча состоялась, когда её не ждали, словно Богу лень стало плести клубки и расставлять станции с ловушками на пути избранных Им в жертв героев. Или же автор книги решил не заморачиваться, лишь бы поскорее убить своих персонажей, чтоб наконец закончить книгу под названием «Метро». «Хорошее название вышло бы, — ухмыльнулся про себя Ахмет. — Меня бы наверняка убили первым». Или у книги хэппи-энд?
— Здравствуй, брат — шаблонно заговорил Вано — И здравствуй ты, мой дорогой спутник. Далеко же вы зашли. Хотел сразу убить, как узнал, что вы укокошили паренька на Площади Восстания, но дал шанс.
Со стороны тоннеля, ведущей к Ботанической, неспешно шёл человек в чёрном одеянии. Метр за метр он непринуждённо сокращал расстояние. Подолы плаща оставляли на полу чистую линию. Он вступал по станции — палач метро, копия Чёрного Санитара. Причина зла и бед центральных станций метро, пустивших метастазы на все ветки подземки. Сверхчеловек, которого невозможно ни ранить, ни убить, ибо чёрный цемент, текущий по сосудам, затянет любую рану. Ахмет понимал, что его брат больше не был человеком, став остервенелым Веганом без чувств и эмоций. А Он продолжал идти вперёд, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки. Плавным движение Вано стянул капюшон, и Ахмет с Иисусом чуть не плюхнулись на пятые точки, лицезрев Его.
То, что скосило жителей Гренадёрской, отражалось в лице Властителя. Волдыри с гнойными прыщами покрывали 99 процентов кожи лица. Из некоторых выпуклостей торчали густые чёрные волосы. Зубы-треугольники, наточенные ножом, на языке синий нарост, существующий, казалось бы, своей собственной жизнью. Иисус не выдержал и отошёл в сторону. Вано не обратил на него внимания, вглядываясь чёрными бусинками в глаза родственника.
— Что с тобой стало, брат? — искренне удивляясь, спросил кавказец.
— Это метро меня таким сделало и не убило — не меняя интонации, проблеял Вано. — У меня чума, братишка, та самая, скосившая здесь всех жителей. Я бы показал тебе чёрные волдыри на подмышках, но, думаю, ты мне поверил на слово. Мы наткнулись на эту станцию в то время, как ты гнусно сбежал с метро. Ну ничего, я прощаю тебе, мы же семья. Так вот, здесь я подхватил заразу, принявшую куда более мутировавшую форму. С ней не живут недели при таком росте болезнетворных клеток, но проказа не стала меня карать. Метро защитило, в качестве цены забрав мою кожу. Не волнуйся, я был последним заражённым; Метро и об этом позаботилось. Но…
Ахмет, завороженный видом своего братца, не успел среагировать на смачный плевок в сторону Иисуса. Да и как на это среагируешь? Иссиня-коричневая харча, лавируя в воздухе, угодила аккурат жмурю в лицо. «Она передаётся через слюну, — продолжил Вано, добавив. — Это наше с тобой дело».
Всё: ненависть, злоба, осознание смерти пусть и не совсем человека, но существа, полноценно заменившего Пашку, Чуму, Чулок и Молоха, скопилось в кавказце. Не осталось страха за то, что брат и его наградит бубонной чумой. Мгновения ока разверзся спёртый до безобразия воздух и родственники вступили в хоровод пляски и смерти, который закончился стремглав, не успев начаться. Это жизнь: в фильмах по другому. Один удар, и человек, захлёбываясь зубами вперемешку с кровью, лежит на ринге, отдыхая во время десяти сладострастных секунд, отчитываемых рефери. Десять секунд.