Молоко с кровью
Шрифт:
– Сема! Остановись и говори конкретно. Что сделают?
– Едут! Уже едут! После обеда заберут. Мне велели с компроматом… в областное управление! – потер ладони. – Леха! Я поехал! – Остановился. – А… как же ты? Ты ж хотел… Из Ракитного?
Лешка усмехнулся хищно.
– А зачем мне теперь из Ракитного уезжать? Нет причины! Я, Сема, в Ракитном – царь.
– Ты… того… – Семка задумался. – Со мной поедешь. Показания напишешь. Поверь мне! Тебя эта бумажка потом еще сто раз прикроет.
– Поехали! Не хочу даже взглядом с этой тварью встречаться. Пусть его заберут, потом
Хотели еще выпить – за успех дела, – но передумали. Зачем областных кагэбэшников запахом пугать? С тем и двинули в область.
Татьянке так любопытно было увидеть, с каким настроением Степка возвратится домой, что она и не думала ложиться. Слонялась по хате, как заведенная, выглядывала в окно и даже рисовала в воображении мрачные картинки издевательств, каким подвергнет Барбуляка крепкий и грубый председатель, но когда немец заскребся у двери и она открыла, злость и мстительность испарились, оставив растерянность, страх, жалость и даже сочувствие, потому что узнать Степку было почти невозможно: лицо превратилось в сплошное сине-красное месиво, сломанная рука распухла и тоже посинела. И вместо «Как рыбалка, муженек?» Татьянка простонала:
– Господи! Да разве ж так можно?!
Подхватила мужа и потянула в хату. Уложила на диван, крутнулась – компресс, травку заварила, анальгин отыскала, йод, бинты…
– Потерпи, Степочка! – едва сознание не теряла от страха, обрабатывая перекисью раны на лице немца. – Только до утра потерпи. Утром попрошу у отца машину и отвезу тебя в район.
– Руку… Руку нужно… – просипел немец.
– Что? Что «руку»?
– Ветку какую найди… К руке прикрепить нужно… Сломана…
– Сейчас, сейчас…
От ящика планку деревянную отломала, бинтами к Степкиной руке привязала.
– Как же это… – спрыгивало с языка любопытство, но библиотекарша опомнилась. Потом все до капельки узнает. Никуда немец не денется. Пусть лучше поскорее поправится, потому что трое детей – дело хлопотное.
– К отцу утром не ходи, – едва слышно попросил Степка. – Не поеду в район. И тут на ноги встану.
– Хорошо, хорошо… – ответила торопливо. – Может, чая тебе какого согреть? А то еще простудишься ко всему в придачу…
– Все равно… Ничего не хочу, – ответил немец, и Татьянке показалось, что из отекшего глаза потекла красная, как кровь, слеза.
У библиотекарши вмиг настроение поменялось. Это что ж такое получается? Она вокруг него крутится, а он – «Ничего не хочу!» Быдло неблагодарное! Мало ему председатель врезал! Татьянка манерно сложила руки на животе и уже совсем без сочувствия спросила:
– А очки куда дел? Ничего не видишь, как крот! Где очки? Говори, где потерял, – пойду поищу…
– Все равно… – ответил немец и закрыл глаза.
Татьянка насупилась еще больше и глянула на часы – нужно же знать, сколько времени она потратила на напрасные ожидания, а могла бы поспать. На часах – пять утра. В это самое время ракитнянский председатель уже стучал в дверь Семки Григорьева.
– Сказала, что не открою библиотеку, так оно и получилось, – проворчала библиотекарша себе под нос. – Не пойду на работу. У меня причина уважительная –
Прилечь хотела, да сначала накрыла немца одеялом по самые уши – чтобы не пугал утром детей своей сине-красной мордой. Заботливая женушка.
Ту пятницу Ракитное надолго запомнит. Бабы потом по часам будут сверять ход чрезвычайных событий, чтоб отыскать хотя бы теоретическую возможность те события предотвратить.
А все началось с утра. Со смеха. Знаменитому хряку Тараса Петровича, здоровенному кабанищу с такими клыками, какие диким свиньям и во сне не привиделись бы, верно, осточертели хронические экскурсии в его загончик, потому что ровно в шесть утра он легко пробил деревянную стенку сарая, в углу которого и были его хоромы, и рванул черт знает куда так оперативно, что в ту минуту, когда Тарас Петрович закончил чистить зубы рассолом и вышел во двор, чтобы оценить метеорологические перспективы дня, след хряка уже и свежим снегом припорошило. Может, Тарас Петрович не обратил бы внимания на те следы, потому что с утра голова тяжелая – не до следопытства, но хряк, трясця его матери, прорываясь на свободу, проломил еще и стенку курятника, и первое, что увидел Тарас Петрович, когда вышел на порог, – с десяток кур, которые нарезали по двору круги и кудахтали так отчаянно, словно каждой через минуту голову отрубят.
– Вот тебе и «добрый вечер»! – сказал Тарас Петрович, потому что вдруг очень захотел промочить горло.
Через час уже вся улица хохотала, наблюдая за расхристанным Тарасом Петровичем с кнутом в одной руке и палицей в другой и манерной учительницей Ниной Ивановной, которые на пару заглядывали на все ракитнянские подворья в поисках хряка.
– Эх, пропали экскурсии! – смеялись.
– Смейтесь! Смейтесь! – горевал Тарас Петрович. – Вы моего хряка плохо знаете… Он куда попадет, там все и разгромит! Будет вам смех, чукчи вы бессердечные!
Соседи посмеялись и взялись помогать Петровичу хряка искать, потому что – его правда: на одном дворе хозяева увидели забор поваленный, на другом – весь огород свиным рылом перекопанный, на третьем – корыто с комбикормом под навесом перевернутое: все потоптано, пожевано.
– Ах ты ж свинья! – рассердились.
Сначала решили действовать по науке. Все по кабаньим следам шли, но у хряка оказался такой странный и непредсказуемый маршрут, что следопытам пришлось долго кружить на одном месте, трижды возвращаться к перевернутому корыту, толочься вслед за хряком по ракитнянским огородам, а это было уже совсем плохо.
– Люди, да вы подурели! – возмутилась бухгалтерша, наблюдая, как группа хряковых ловцов вытаптывает ее огород. – Хряк на копейку уничтожил, а вы пришли на рубль потоптаться?
– Да иди ты… – извинился, как мог, Тарас Петрович.
Собрал помощников на улице около своей хаты. Налил всем по сто граммов для поднятия духа. Дед Нечай выпил и сказал:
– Я знаю, как действовать!
– Говори! – приказал Тарас Петрович.
– Нужно нам… еще по одной! – дед Нечай ему.
– Тьфу ты! – разозлился Тарас Петрович и налил.