Монарх V
Шрифт:
Монархи — такой народ, что не может долго сидеть без дела. Конечно, в Домене было хорошо, весело и тепло, но мои люди гибли на полях сражений, мои близкие рисковали собой и, возможно вовсю проливали кровь.
Поэтому немудрено, что я сейчас стоял на краю обрыва, недалеко от храма, что возвел «Радомирушка». Это было недалеко от Санкт-Петербурга. Сеть моих святилищ располагала к жестоким диверсиям. Внизу, в долине, копошились, как тараканы, обозы Голицына. Плащ хлестал по ногам, ветер выл — будто сама земля просила мести. Алтарь под ладонью был холодным, живым.
Очутился я уже в другом месте. Какой-то военный городок в тылу врага. Вонь пороха ударила в нос. Я вышел на крыльцо храма и увидел, как какой-то толстожопый генерал стоял перед шеренгой солдат и размахивал бутылкой, выкрикивая оскорбления в адрес Годуновых. Его рожа была красной, как мясо на углях. Я возник за его спиной, тише собственной тени.
— Пламенный спич, — бросил я в ухо.
Приказ: Распад.
Его тело хрустнуло, рассыпаясь костяной мукой. Солдаты застыли — рты открыты, глаза выпучены. А я уже рвал склады. Бочки с порохом взлетали огненными грибами, осыпая плацы искрами. Земля рычала, смыкаясь над бегущими. Крики: «Долгорукий!» — эхом бились о бетон многоэтажок.
Следующий алтарь. Река Кама. Артиллерия Голицына тузила наши фронты. Я вырвал воду из русла — вертикальная стена, высотой с колокольню. Гаубицы и танки захлебнулись, как щенки в луже. Пальцы сжал — лёд треснул, вырвался стаей кристальных ястребов. Они впились в глаза магам, выклёвывали глазницы, пока те захлёбывались собственной кровью.
— Грёбаные кукловоды, — проворчал я, вытирая брызги со щеки. — Вам бы кукол шить, а не войну.
Третий алтарь. Крепость под Псковом. Здесь я не стал убивать. Просто с помощью Власти сшил когнитивную сеть и ударил ею во врага. Шёпот из преисподни прокрался в уши солдат: «Голицын сжёг ваши семьи. Бегите». К утру гарнизон испарился. На воротах нацарапано углём: «Он идёт».
Я усмехнулся, стирая пепел с рук. Война — не про окопы. Война — про страх. А я — его отец, мать и злой демиург в одном флаконе.
— Бегите, тараканы, — пробормотал я, уже переносясь к следующему алтарю. — Бегите и шепчите мое имя.
Алтари вспыхивали и гасли за моей спиной, как свечи на похоронах империи. Империи Голицына, но не Годуновых.
Шатёр Голицына дышал смертью. Стены, сшитые из человечьих шкур, подсвечивались мерцающими неоновыми рунами — гибрид древней чернокнижной магии и современной «стихийки». На столе, выточенном из обсидиана, гудел голограммный проектор: карта фронтов светилась кроваво-красным, как раны на теле Российской империи. Даниил сидел на троне из сплавленного оружия — автоматов, перевитых колючей проволокой. В костре перед ним трещали не просто кости, а позвоночники магов-предателей, пропитанные напалмом. В чаше из черепа плавала кровь.
Полотно шатра распахнулось без звука. Сергей Нарышкин вошел, как призрак. На нём не было доспехов — только рваный бронежилет с выжженным гербом отца. Глаза горели, как два угля, вытащенных из печи кузнеца. За спиной висел тесак с глушителем заклятий — армейский стандарт 2025-го.
— Ты… Сын Нарышкина, — Голицын щёлкнул пальцем. Голограмма фронтов погасла. Его голос недобро скрипел. —
Сергей не ответил. Рука дрожала на рукояти тесака — вены на запястье пульсировали чёрным — следы от алхимии…
— Я пришёл за правосудием.
Голицын встал. Тень за ним зашевелилась, обретая форму — трёхметровый мрачный силуэт первого Голицына…
— Правосудие? — он засмеялся. — Это для слабаков с их судами и петициями. — мужчина выдернул из складок плаща кинжал, лезвие из чёрного янтаря которого мерцало всполохами проклятий. — Вот твоё правосудие.
Сергей схватил клинок. В висках застучало видение: Москва в огне. Отец, убитый Долгоруким…
— Неведомым образом Десница рвёт мои тылы своими идиотскими выходками, — Голицын щёлкнул пальцем. На стене всплыло видео: Глеб в чёрном плаще рвёт танки голыми руками. — Крыса, которая играет в бога. Убей её — и я дам тебе власть сжечь всё.
Сергей сжал клинок. Янтарь впился в ладонь, впустив в кровь энергию смерти.
— Он умрёт.
Тень-демон рванулась к Сергею, обвила шею щупальцем из стальных шипов. Холодный голос прозвучал прямо в черепе:
— Не подведи меня… На время воспользуешься каплей моей силы…
— Благодарю! — сдавленно прорычал Сергей, чувствуя, как магия возвращается к нему. — Большего мне и не надо!
— Тогда иди, — Голицын повернулся к голограмме, где Глеб крушил вертолёт ударом стихии. — И пусть Долгорукий будет страдать перед смертью…
Лес пах горелой древесиной и гнилыми яблоками. Я шаркнул сапогом по пеплу и под ногами хрустнули обугленные кости. Лагерь магов смерти догорал впереди, как дешёвый фейерверк. Их трупы торчали из земли, словно свечи на дьявольском пиршестве. Рука потянулась к алтарю — чёрный камень с рунами светился тускло…
Земля взорвалась за спиной.
Я обернулся и увидел старого знакомого… Сергей Нарышкин. Лицо как у покойника, вытащенного из болота: сизое, с трещинами вместо кожи. За ним копошились тени в багровых мантиях, их пальцы сжимали чёрные сферы — сгустки проклятий, готовые взорваться.
— Долгорукий! — его голос скрипел, как дверь в склепе. — Я вырежу твоё сердце!
Кинжал в его руке пульсировал фиолетовым — явно артефакт, заряженный демонической кровью. Пахло серой и гнилью.
— Продался Голицыну… И зачем я оставил тебя в живых? — фыркнул я, активируя магические щиты, что вспыхнули синим пламенем.
Нарышкин рванул вперёд. Клинок выписывал восьмёрки, оставляя в воздухе дымящиеся шрамы. Я парировал локтем — удар отозвался в костях звоном. Власть пульсировала в жилах, нарастая волнами.
— Ты убил их всех! — Сергей долбил, как одержимый. — Москва… Отец…
Приказ: Вихрь.
Воздух рванул с рёвом дракона. Маги в багровом взлетели, как сухие листья. Один хлопнулся о сосну и его череп разбился, словно тыква. Сергей отлетел, вмазавшись в скалу, но вскочил, полыхнув глазми.
— Сдохни! Сдохни! Сдохни! — как безумный заорал он.
Он бил клинком и магией, двигаясь вперёд. Я же отступал, считая удары. Пять… десять… пятнадцать. Тьма в его жилах уже проступала сквозь кожу — фиолетовые прожилки на шее, дрожь в пальцах.