Моран дивий. Стезя

Осьмак Анна

Она разулыбалась, демонстрирую дырку на месте переднего зуба.

– Мама говорит, в Юрзовке детям нечего бояться. Плохие дядьки дохнут ещё на подлёте.

Она громко заголосила какую-то несуразную песню на тарабарском языке и попрыгала вглубь сада. А я остался переваривать. Да уж, не каждый день услышишь подобные сентенции от семилетнего ребёнка...

Занавеска снова отодвинулась, продемонстрировав стоящую в дверном проёме хозяйку дома и две детские мордашки, выглядывающие из-за её юбки.

Ксеня совсем не изменилась с того дня, когда я видел её через просветы плющовых зарослей на достопамятном совете. А, может, даже стала моложе? Нет, конечно. Это я стал старше. В юности тридцатилетние кажутся уже

чуть ли не стариками. А сейчас я и сам уже почти достиг этого возраста. Поэтому смотрел на женщину, которая, несмотря на прошедшие годы выглядела молодо и свежо, и недоумевал. Так сколько же ей лет? Белокожая, немного полноватая здоровой женской полнотой, с глазами цвета бутылочной зелени и пепельно-русой косой, перекинутой на плечо - она с равным успехом могла быть и двадцати- и сорокалетней. Женщина без возраста.

– Да-а, Митя, - протянула она, - оглядывая мой непрезентабельный внешний вид.
– Укатали Сивку крутые горки...

И отступила в сторону, пропуская меня в хату.

Этим вечером я, - голодный, битый и несчастный, - был, наконец, накормлен, спроважен в натопленную баню, напоен целебными отварами, смазан целебными мазями и уложен спать. Сны в эту ночь мне, слава богам, не снились.

* * *

Открыв глаза, я долго смотрел на ковёр над кроватью, силясь собрать его узоры в свои связные мысли. А когда вспомнил где я и что меня сюда привело, в груди вновь заворочался ледяной ёж, задевая острыми иголками мои душевные раны. Посмотрев на приближающиеся к полудню стрелки часов, я понял, что утро безнадёжно миновало. В доме было тихо и пусто. Потягиваясь, я вышел на нагретое солнцем крыльцо, спустился с него и отправился по дорожке за дом, в поисках отхожего места. Посетив это ценное заведение, бесцельно принялся бродить по саду, пока он не вывел меня к поросшему зелёной майской травой склону балки. Здесь, в тени разросшихся лип, притулилась небольшая постройка.

– Летняя кухня?
– пробормотал я себе под нос с сомнением, уж больно далеко от дома и уединённо она была расположена.

– Ну что ты!
– произнес за моей спиной женский голос.
– Это моя мастерская.

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности.

– Не слышал как ты подошла...

– Хочешь взглянуть?

Ксеня распахнула дверь.

Внутри домик представлял собой большую комнату с южным окном во всю стену и двумя маленькими узкими окошками на восточной стороне. У глухой стены примостилась старая прокопчённая газовая плита, подключённая к баллону. В углу - старый же, со скруглёнными ещё углами, пузатый холодильник. Оставшееся пространство у стен занимали полки, заставленные банками, баночками, пузырьками, бутылками, котелками и ящичками. Посреди комнаты громоздился стол, похожий на верстак и пара табуреток. Низенькая дверца в стене вела в чулан, завешанный пучками трав и заставленный ёмкостями с неизвестным мне содержимым. Я, с наслаждением вдыхая древесные и травяные запахи, подошёл к большому окну, смотрящему на склон оврага, заросшего внизу серебристо-сизым лохом.

– Что же ты мастеришь в своей мастерской, хозяйка?

Она улыбнулась.

– Порой жизнь человеческую обслуживаю, порой смерть зазываю.

– Ни больше, ни меньше? Да ты ведьма, милейшая?

Ксеня пожала плечами.

– Смотря что ты подразумеваешь под словом "ведьма"...

Я поднял брови. Она что, серьёзно?

– Ну, - хмыкнула странная женщина, - считай, что я ведьма. И существую в форматных рамках твоих представлений об этом предмете, которые обозначены традицией воспитавшей тебя культуры. И твоими знаниями и представлениями, конечно.

– Ты хочешь сказать, что мои представления о ведьмах не соответствуют истине? Может, просветишь?

–

То есть, чётко обозначу - что такое сие существо и с чем его едят? Ох уж эти современные материалисты-наукомыслы! Всё бы им классифицировать и объяснять с точки зрения банальной эрудиции. И обязательно - в рамках общепризнанных тенденций. А если предмет исследования в рамки не засовывается, то приходится его или ногами туда утрамбовывать, или делать вид, что предмета этого вовсе и не существует. Или существует, но неправильно. Поэтому он бяка и внимания не заслуживает.

– В общем, что такое ведьма ты не скажешь?

– Митенька, - вздохнула ведьма, - не тяни ты из меня готовых формулировок. Я не твой преподаватель по логике. Нет здесь определения и быть не может. И потом - откуда мне знать о твоих представлениях? Верные они или неверные...

– Ну, в моём представлении, - не сдавался я, - ведьма - это травница, знахарка, отягощённая некими сверхъестественными колдовскими способностями. Не всегда направленными на благо людей...

– Вот ты и выдал формулировку! Зачем, жаль моя? Зачем пытаться тонкие материи непременно обрядить в кирзовые сапоги? Раньше люди были деликатнее - принимали явления такими, какие они есть, не стараясь вставить их в готовые шаблоны, а стараясь органично растворить их в своём мироощущении. Спроси у меня: что такое Моран? кто такие моры? И я не смогу тебе объяснить. Эти сущности можно прочувствовать, можно ощутить подушечками нутряных пальцев какого-нибудь десятого чувства, и только таким образом прикоснуться к хрупкой паутине знания. Их никогда не рассказать словами.

Она опёрлась на стол своим аппетитным задом и продолжила:

– Видишь ли, ведьмы - ведают. Они - постигшие некое знание. В основном - его части и частности. Как невозможно объяснить технологию ведьминского оборота, который каждая из нас проходит в период постижения, так невозможно объяснить сущность ведовства. Это постижение начинается там, где кончаются скудные человеческие слова.

– Значит, ведьмы не варят слабительные и не наводят порчу на соседских коров?

– Варят обязательно. Это, так сказать, побочная деятельность, которой ведьмы испокон веку зарабатывали себе на жизнь. А что касается порчи... Этим ведьмы тоже грешат. Всё зависит от обстоятельств, от умения, от размеров и качества знания. А главное - от личности и её моральных установок. От рода, который передал ведьме дар и знания. От крови, которую в этот род вливают для получения потомства. Много от чего...

– То есть, ведьма - звание наследственное?

– Да, каждая должна родить себе приемницу. Если она в этом заинтересована.

– Ты, я вижу, план перевыполнила - у тебя их целых три...

Ксеня улыбнулась.

– Они хорошие девочки. Но родовой ведьмы среди них нет. Не получилось пока. Большее, что я могу из них воспитать - хороших ворожей.

– Кто же их отец?

– У них разные отцы, Митенька. Я пробовала добавлять разную кровь в зелье моего наследственного дара. Но...
– Ксеня фыркнула, - жидковата она оказалась для метафизического взрыва - нужные для производства ведьмы свойства присутствуют у мужиков по эту сторону Морана поистине в гомеопатических дозах. Так ведьминский род и вырождается...

Она задумчиво посмотрела на меня.

– А вот от тебя могло бы получиться. С твоей-то кровью...

Я почувствовал, как у меня вытягивается лицо.

– Ну что ты таращишься на меня, будто я прошу тебя живого ежа съесть?
– расхохоталась ведьма.
– Моё рассуждение - ещё не предложение. Расслабься.

– От твоих рассуждений просто оторопь берёт, - выдохнул я.
– Ты в следующий раз поаккуратней, а то я расценю их, как руководство к действию.

– А и расцени, - проговорила она, придвинувшись ко мне вплотную и призывно приоткрывая губы.
– Я не обижусь...