Море житейское
Шрифт:
АРХИТЕКТОРЫ? Тут тяжко вздохнем и даже не углубляемся.
И все они зависимы. От костюмеров, осветителей, гримеров, продюсеров, от всего. От подрядчиков, от властей, от пожарных и т.д и т.п.
Нет, ПИСАТЕЛЕМ быть - милое дело. Взял блокнотик да карандашик, да и пошел в люди. А то и никуда не пошел. Просто сел на завалинку. И люди сели рядом с тобой.
В музыке нет запахов, в живописи нет звука, в архитектуре нет движения, в танце нет слов, у певцов и исполнителей чужие мотивы и тексты... А вот в СЛОВЕ есть все.
На это обратил мое внимание Георгий Васильевич Свиридов. Искренне я сказал ему, что многие искусства могу понять,
МОЛОДОСТЬ ПРОШЛА - какое счастье! Прошло это кипение самонадеянных мыслей, эти телесные наваждения, эти внезапные нашествия глупых поступков. Сколько добрых молодцев залетело в тюрьмы, сколько спилось, сколько на дурах женилось, сколько уже т а м. О, если бы не Господь Бог и не ангел мой хранитель, где бы я был? Господи Боже мой, не оставь напоследок! Господи, дай претерпеть до конца, Господи, дай спастись!
ДУХОВНОЕ ПРОСТРАНСТВО сужается, а словесное разбухает и поглощает духовность. Понять это можно через изречение: «Извините, что написал длинно, не было времени написать коротко». Еще и от того, что обилие слов - имитация мыслей. «Вы хочете мыслей, их есть у меня». А уже и нет. Духовность убивается взглядом вовне, а не внутрь.
«ЗАПОМНИ: БАБЫ - рабы инстинкта, а мы - рабы Божии».
– «Да уж, хорошо, если б так. Бабьи мы рабы. Рабы желаний плоти. Сидим, выпиваем, чем плохо? А женщина придет, и все испортит. Так?» - «Смотря какая женщина».
– «Любая. И куда ты от них денешься?» - «В каком смысле?» - «В любом. Главное - понять, что это не дождь идет, не прохожие идут, это жизнь проходит. Это ты умираешь».
– «Но так же и женщина».
– «Если без Бога, то так».
ПОСЛЕДНЕЕ ЯБЛОКО, упавшее с антоновки, лежит у крыльца. А у меня горе - больна Надя. Все жили, ругались, а тут так прижало. Вез в «скорой помощи», огни улицы на ее белом лице. Лежит в больнице неделю, все не лучше.
Не был в деревне давно, приехал, сижу у окна, гляжу на ее цветы. Зачем все, думаю, если бы остался один? Этот дом, работа, вся жизнь. Вот только дети. Дети, да.
Сегодня Димитриевская суббота. Снег, ржавчина листьев на снегу. Сам весь больной, в температуре, в соплях, поясница, но это-то что, не от этого умирают. А у Нади серьезно. Плакал в церкви, заказав молебен об исцелении рабы Божией Надежды. Нет, нет, нельзя, чтобы жена уходила первой. И ей говорю: «Надя, запомни: Надежда умирает последней».
СТАЛИН ЗАСТАВИЛ американских евреев заставить американское правительство помогать русским воевать с Гитлером. За это государство евреям обещал. И слово сдержал. Ну, Крым не Крым, но Биробиджан - это же лучшие земли Сибири. Плюс автономия. Уехали туда, но очень мало. Тогда и Палестину получайте. И, может быть, полагал, что все уедут. Уехали далеко не все. Зачем? Им и тут хорошо. И там.
А был еще анекдот. Еврей то уедет в Израиль, то опять обратно просится. То туда, то сюда. Чекист: «Вам здесь плохо?» - «Да».
– «И в Израиле плохо?» - «Да».
– «Так где же вам хорошо?» - «В дороге». Приучил их Моисей кочевать.
«Еврей Америки чувствует еврея русского, тогда как я не чувствую русского даже в соседней улице. Мы все “один”, каждый из нас “один”, но евреи “все”, во всякой точке “все” ..» (В.
А ЦЫГАН КТО приучил? Тоже на месте не сидится. Кажется, Маркс (Кошмаркс) писал, что социализм тогда победит, когда кочевые народы станут оседлыми. То есть перестанут счастье искать, успокоятся.
Цыган: «Мы имеем право воровать, мы у Креста гвозди украли, чтобы Христа не распинали».
ПОДАЮ НИЩЕМУ, привычно: «О здравии трех Владимиров, дедушки, сына и внука, Надежды, Натальи, Екатерины, Прасковьи.
– Крестится.
– А твое какое святое имя?» - «Легко запомнить - Дмитрий. Димитрий Донской. Слышал?»
НУ ИЗБРАЛИ МЕНЯ в академики, ну вскоре ввели в Президиум, и что? Я что, умнее стал или писать стал лучше? А званием все-таки пользуюсь. Когда какое письмо для какого нужного дела подписать. А также для внуков. Но это им, как они выражовываются, «пофиг». Стыд и позор академику российской словесности за такой лексикон внуков.
«Я ВИДЕЛ ВСЕ, я изжился».
– «А пирамиды египетские видел? Нет? Так как же все видел?» - «Людей я видел. Рассветы, и закаты, и дни, и ночи, чего еще?»
«ВЫПЬЕМ ЕЩЕ?» - «А куда мы денемся? Все равно уже выпили. Смотри: трава, деревья, закат! Одна природа к нам добра. Вот кто высшего женского рода - природа! Она не обманет. А будет буря, шторм - заслужили. Наливай! За высшую меру! Радости! Расплата потом. Наливай».
– СПАСИБО ЕЙ: крепко заставила страдать. А то я все срывал цветы удовольствий, да вдыхал их аромат, да, как Печорин, бросал в пыль. А она скрутила, сделала человеком. О, если б ты ее видел! Я ее как увижу, прямо сердце растет.
СЛЕСАРЬ СЕРГЕЙ соображает во всем, варит аргоном, а это высший класс. Где чуть что, какое в механизмах затруднение, все мастера к нему. А запивает - берет ящик водки, выгоняет жену и запирается.
ДАМА НЕПОНЯТНЫХ лет напористо вещает: «У нас не поставлено сексуальное воспитание, нет культуры общения полов, от этого частые разводы. Молодые люди не понимают, что любовь - это не что иное, как целая наука».
– Брешешь ты все, - говорю я ей, - какая это наука? Любовь, это любовь. И какая культура общения полов или там потолков, это любовь, и все. Вот две частушки, показывающие полное непонимание этого общения: «Как и нынешни ребята не поют, а квакают. Целоваться не умеют, только обмуслякают». И вторая: «Меня милый не целует, говорит: потом, потом. Я иду, а он на лавке тренируется с котом». То есть вот такая критика неумелого влюбленного, отсутствия сексуального воспитания. Но жили! Но рожали по десять детей! Не изменяли друг другу. Для мужчины женщиной могла быть только одна женщина - жена. Для жены единственный мужчина - муж. И в любви друг к другу раскрывались всеми силами, и душевными, и телесными. Ты вот сильно воспитана, так что ж третий раз замужем? А в школу вдвигали половое воспитание, и что? Увеличили разврат, только и всего.
БЫВШИЙ ЗЭК: «Западло не жил. Самолично не воровал, не грабил, в замках понимал. Нет такого замка, такой сигнализации, охраны электронной, чтоб я не осилил. На каждый замок есть отмычка. Тут она (постучал по лбу). И жил без подлянки. Но подумай: работа совместная, надо делиться. Так они не только обсчитали, даже подставили. Отмотал пятеру, выхожу - подползают на брюхе: помоги, весь навар твой.
– “Вам что, замок надо открыть? Вот этим ключом откройте”. Сложил кукиш, покрутил перед мордами. Тронуть не посмели. Законы знают. А я в тюрьме поумнел. Там даже священник приходил».