Мортем
Шрифт:
– Волобуев.
– Очень противный?
– Да нет, следователь, как следователь. Делать ничего не хочет. Наверное, правда, денег ждёт.
– Если бы тот следователь, который искал Настю, работал как следует, а не ждал взятки, она бы давно нашлась. Она бы сейчас была со мной. С нами…, – снова взялся за своё Юрка.
С самого первого дня, как Феликс написал заявление в полицию о пропаже айфона и пожаловался Юрке на следователя Волобуева, друг говорил ему, что если бы можно было поменять этого следователя на какого-нибудь другого, то поиски телефона пошли бы веселее. Но как его поменяешь? Если только он в длительный отпуск уйдёт (есть там у них в полиции отпуска?)
Феликс снова подумал о друге. Дался ему этот следователь Волобуев! Хотя, его можно понять. После исчезновения (не просто исчезновения, а как увидел Феликс, убийства) Насти Юрка, наверное, всех полицейских ненавидит.
На следующий день, в пятницу, Феликс первую половину дня отработал в фаст-фуде, а потом направился к следователю Волобуеву поговорить о своём айфоне. Почему-то с самого утра у Феликса было хорошее настроение, ему казалось, что эта встреча обязательно поможет в поисках. Феликс был уверен, что скоро его драгоценный и такой нужный телефон будет найден.
На встречу к следователю Феликс пришёл за десять минут до назначенного времени. И просидел под дверью кабинета больше часа. Волобуев был занят. Проводил допрос каких-то подозрительных личностей. Феликс решил, что опасных преступников. Когда они наконец-то ушли, и Феликс решил, что теперь его время, Волобуев вышел из кабинета и ушёл ещё на сорок минут. Как оказалось, обедать. Феликс устал, тоже хотел есть. Мимо него постоянно ходили люди, мельтешили, говорили, шаркали ногами, шумели. В какой-то момент Феликсу стало настолько плохо, что он решил не дожидаться окончания обеда следователя Волобуева, а встать и уйти. Но тут явился сам Волобуев и пригласил его в кабинет.
Из отделения Феликс вышел разочарованным и испуганным. Разочарованным, потому что беседа со следователем заняла не больше десяти минут, и надежда Феликса на то, что айфон будет найден, практически умерла. Испуганным, потому что предчувствие повторилось.
– Расскажите ещё раз, почему вы считаете, что телефон у вас украли, – спросил следователь сытым и равнодушным послеобеденным голосом.
Феликсу после долгого ожидания уже не хотел ничего рассказывать, тем более в десятый раз. Но не зря же он столько прождал, поэтому пусть теперь следователь потратит на него время. Но, как только он начал говорить, по телу пробежал озноб. Руки закоченели, кончики пальцев покалывало от холода. В кабинете было тепло, да и на улице не холодно – погожий осенний день. А у Феликса было ощущение, как будто он сидит на берегу Северного Ледовитого океана в одной футболке. Феликсу даже казалось, что изо рта у него идёт пар. Продолжалось это недолго, но напугало Феликса. Это было то, что он почувствовал, когда разговаривал с Волобуевым по телефону, то чего он боялся.
Руки согрелись, озноб прошёл, и Феликс решился:
– Простите за такой вопрос. Скажите, вы хорошо себя чувствуете? – спросил он Волобуева.
– Что? – удивился следователь.
Феликс не знал, как бы так правильно спросить, чтобы не напугать, не вызвать агрессию и не выглядеть психом.
– Вы извините, но мне кажется, что вы плохо выглядите, – Феликс понимал, что несёт чушь, но очень хотел предупредить Волобуева об опасности. – Может быть, вам надо к врачу, проверить здоровье. Так, на всякий случай.
Следователь, естественно, ничего не понял. Феликс сдался. Тем более, что озноб прекратился, а значит, он мог и ошибиться, принять за предчувствие просто своё плохое самочувствие.
Разочарованный, голодный, уставший Феликс поплёлся домой. Ему казалось, что он
Из Дневника Феликса.
Смерть сестры стала первой из тех, что я смог предчувствовать. И словно в наказание за то, что я не спас сестру, она потянула за собой другие смерти, другие потери.
Вместе с сестрой я потерял и маму. Нет, она не умерла. Я очень надеюсь, что не умерла. Она пропала, исчезла. Мама так хорошо знала, понимала, чувствовала меня! Я уверен, она знает, что я мог предотвратить смерть сестры. Знает и поэтому не хочет больше меня видеть.
После моего рассказа о несчастье с сестрой, я, бабушка и дедушка каждый день звонили маме. Но она редко отвечала на звонки. Я слушал гудки, и повторял: «ответь, ответь, пожалуйста». Но если мама отвечала, разговор был коротким. Она не спрашивала ни про меня, ни про бабушку с дедушкой. И, кажется, не слушала, что я ей говорил. Могла посередине разговора отключиться, положить трубку. Я еле сдерживался, чтобы не запустить телефон в стену. Бабушка видела моё состояние и утешала меня, объясняла, как плохо сейчас маме. Но мне тоже было плохо. И если бы мама не избегала меня, мы бы могли помочь друг другу, поддержать.
В последний раз мама позвонила сама и начала рассказывать какую-то историю глухим прерывающимся голосом. Я не понимал, о чём она говорит. В середине разговора мама расплакалась. А потом назвала меня чужим именем. Я сначала обиделся, а потом понял, что она пьяна настолько, что не осознает, с кем разговаривает.
После этого разговора я никогда больше не слышал мамин голос. Мы звонили ей и не могли дозвониться. Механический голос говорил по-английски, что «аппарат абонента выключен». Мы не знали, что думать. Начали звонить маме на домашний телефон. Но и там никто не отвечал. Я решил ехать к маме. Бабушка хотела лететь со мной. Но у неё не было загранпаспорта, а я не хотел ждать. Перед тем, как купить билет на самолёт, я позвонил маме домой ещё раз. Мне ответил незнакомый человек. Мама и её муж больше не жили в этом доме. Они переехали. Возможно, в другой город. А может быть, в другую страну. И мама ничего мне не сказала. Ни мне, ни своим родителям. Я уверен, что это муж увёз её. Это он запрещал ей говорить и встречаться с нами. Ведь его дочь умерла, а я жив. И мамины родители тоже живы. И он не может нам этого простить.
Мы не понимали, как, где искать маму. Целыми днями я звонил маме и слушал фразу на английском, что абонент не доступен. Бабушка пыталась отвлечь меня, уговаривала то поесть, то почитать, то погулять. Приходил Юрка и тоже начинал меня уговаривать что-то делать и куда-то идти. Я никого не слушал. Я звонил. Мне казалось, что это из-за меня мама нас бросила. Из-за меня она покинула свой дом, переехала неизвестно куда, чтобы никогда больше не встречаться и не говорить со мной. И мне надо было объяснить ей, что я не виноват, а если виноват – попросить прощения.